Точно так же без всякой интуиции ясно, что различные преувеличения и украшения в письме должны как-то соответствовать стремлению человека к выявлению своей личности, к отклонению от стереотипности.
Чем характернее почерк, чем больше в нем индивидуальности, «физиономии», тем больше вероятности ожидать соответственных свойств и от пишущего. Но, конечно, гораздо труднее сказать, присущи ли ему эти свойства искони, или он их себе приделывает, культивирует, — подлинна оригинальность или наносна. Весьма вычурный почерк часто имеют люди недалекие, мелко-тщеславные. Очень часты причудливости в почерке душевнобольных, глубоких психопатов; у эпилептиков в письме нередко видна чрезмерная аккуратность, выписаниость каждой линии, каждой буквы.
Когда нажим густ, жирен, есть основания предполагать в пишущем физическую силу, развитость чувственных влечений, энергию побуждений. Когда он слаб и неровен, можно догадываться о неуверенности, нерешительности. Неровность, импульсивность нажима, букв, строк, разнотипность наклона наводит на мысль о порывистости, впечатлительности, неуравновешенности, внутренней противоречивости. Вполне естественно, что люди сообразительные, энергичные, предприимчивые имеют почерк беглый и связный, и нет ничего удивительного, если почерк мечтателя разорван.
Если сильный наклон свидетельствует о неустойчивости, то прямой почерк скорее будет говорить о сдержанности, замкнутости, выносливости (по некоторым интерпретациям — о честолюбии). По наклону влево — явно наперекор обычному стереотипу — можно заподозрить претенциозность, упрямство, усиленное самоутверждение.
Все это понятно без особых натяжек. Но вот когда начинаются такие тонкости, как определение «открытости» и «закрытости» гласных: целиком закрытое «о» будто бы свидетельствует о замкнутости, открытое сверху — о доверчивости и деликатности, открытое снизу — о лживости, — я начинаю морщиться. Когда утверждается, что штрихи, загибающиеся вниз, против движения письма, означают эгоистичность, я тихо посмеиваюсь. Я еще могу с грехом пополам понять, почему увеличение букв к концу слова означает искренность, доверчивость и сентиментальность, а уменьшение — хитрость и осмотрительность, и даже готов согласиться с тем, что плотное прилегание букв в словах при больших интервалах между самими словами соответствует истеричности. Но когда Зуев-Инсаров утверждает, что слишком длинные хищные черты и петли на буквах «у», «р», «д», постоянно задевающие нижнюю строку, означают неумение логично мыслить, — это уже просто возмутительно: я сам так пишу.
Н. А. Бернштейн, наш выдающийся физиолог, говоря о почерке как разновидности навыкового движения, указывал, что он слагается из переменных «существенных» и «несущественных». «Существенные» переменные, твердо фиксированные мозговые программы движений и определяют удивительное постоянство почерка. Их сейчас в совершенстве научились распознавать электронные машины, которым поручают экспертизу почерка в ответственных юридических случаях. Но расшифровка кода, которым эти переменные связаны с психическими свойствами, — дело будущего, может быть, уже недалекого.
Самая большая беда графологов, как и многих иных претендентов на знание человеческой души, в неопределенности самого предмета исследования. Чтобы знать личность, нужно знать, что мы хотим о ней знать. Закорючки и завитки почерка разложить по полочкам, вероятно, не так уж сложно, но кто возьмется точно определись, что такое впечатлительность?
В русском языке, по подсчету профессора К. К. Платонова, содержится более полутора тысяч слов, обозначающих различные свойства характера, личности, души. Это просто необозримо, особенно если представить себе все их возможные сочетания для описания одного человека и если учесть, что все эти определения частично перекрывают друг друга, а вместе с тем каждое имеет свой неповторимый нюанс, тысячекратно меняющийся от соприкосновений с другими. Человек веселый и добрый; человек веселый и наглый. Разная веселость? А сколько психических качеств вообще не имеет определений? Графолог, пытающийся увязать закорючки письма с этой стихией, подобен человеку, вознамерившемуся выловить удочкой рыбу из океана.
И все же бывают случаи, когда по почерку удается весьма тонкая психогностика. Когда я распечатываю очередное письмо от незнакомого человека, беглого взгляда, брошенного на строчки, иногда уже на конверт, достаточно, чтобы некое ощущение если и не подсказало, от какой личности и о чем письмо, то по крайней мере сразу отсекло множество вариантов… Здесь, конечно, срабатывает интуитивный статистик, сидящий в каждом из нас.
О ТОМ, ЧТО МОЖНО УЗНАТЬ О ЧЕЛОВЕКЕ П0 ТЕЛЕФОНУ
(Психологема пятая, и последняя)
Это о голосах. О психологии голоса. Да, это тема. Только вот сейчас мне подумалось, что, хоть тема эта бесконечно емка, вряд ли о ней можно много сказать. Тут надо просто слушать как музыку. О музыке ведь пишут неимоверно много и иногда прекрасно, но все это не имеет к ней никакого отношения.
Итак: два телефонных звонка. Совершенно нейтральные и неинформативные: оба раза спрашивали отсутствующего, узнавали, когда будет. Первый голос мужской, очень высокий, на одной ноте, говорил быстро, комкая слова. Второй — глубокий бас с четкими модуляциями.
Каковы внешность и характер звонивших?
Разбор. Сразу скажу, есть люди, их немного, которые умеют определять по голосу, и довольно точно, физический и психический облик. Вы звоните по телефону, они в первый раз вас слышат, но уже видят насквозь. Вот так-то. Это не блеф, таких людей выявил в специальном исследовании американский психолог Олпорт. Среди них больше женщин. Экстравертов и интравертов они определяют сразу.
Один знакомый автора, психолог-любитель, во дни туманной юности производил эксперименты по следующей оригинальной четырехступенной методе:
1) набираются наугад импровизированные номера телефонов, пока не ответит юный женский голос, что происходит при должном напряжении интуиции в 50 процентах случаев с первой же попытки;
2) устанавливается вокальный контакт, при оптимальном интонировании удающийся в 70 процентах случаев;
3) на основании вокальных характеристик испытуемой сообщаются детали ее внешности, биографии и личной жизни, чем в 99 процентах случаев достигается заинтересованность в продолжении эксперимента;
4) назначается визуальное свидание, во время которого результаты эксперимента подвергаются контрольной проверке.
Данные об окончательных результатах пока еще не обработаны статистически, так что сообщить о них я ничего не могу. Имеется, однако, гипотеза, согласно которой результат третьей ступени основывается преимущественно на эффекте неопределенности, он же таинство демагогии, о котором смотрите выше. Эксперименты были прерваны после того, как коллега нарвался: одна из испытуемых уже на первой стадии сообщила ему такие подробности о его психофизическом облике, что ему пришлось срочно доставать путевку в психоневрологический санаторий. Телефонный невроз у него продолжается до сих пор: звонить он решается только хорошо знакомым людям, да и то после долгих раздумий и колебаний, испытывая при этом сердцебиение, сухость во рту и неприятную дрожь в коленках.
Итак, гипотеза о звонивших; первый голос: интраверт и шизотимик, меланхолический холерик, возможно, невротик, интеллектуален, вряд ли хороший тактик в жизненных взаимоотношениях; может быть, склонен к романтическим увлечениям; по внешности не может быть мужланом, о росте и комплекции ничего определенного сказать не могу. Второй голос: во внешности сильно выражен мужской компонент, экстраверт, реалистичен, уверен в себе.