Окружающие закивали – ощущения были сходными.
– Угу, – сказал Григорий. – Как бы не так! Я прошел всю Ахтонскую, штурмовал чертову Лавиту, годами дежурил на болотах… И всегда, даже в самом распроклятом пекле, у меня был шанс. Телепорт такого шанса тебе не предоставляет. Я лично знаю только один случай, когда человек вышел живым из этого… «биотуалета».
Капитан подумал, отхлебнул из фляжки:
– Кстати, это еще один повод для меня не возвращаться на Землю.
– Это всего лишь перенос физического объекта из точки А в точку Б согласно известным законам…
– Да? – хмыкнул отец. – Говоришь как по писаному. Отличник. Ну тогда пошли, нарушим кой-какие инструкции! Все равно я тут главный, а ты сам не разболтаешь… Телепортов у нас всего десять, так что ты посмотришь, как «прыгает» первая партия, а там видно будет. Может, понравится! – генерал хохотнул.
Они проехали на джипе мимо добровольцев, что сидели на потрескавшемся бетоне. Ребята помахали им, свистнули пару раз.
– Вот скажи, сын, как ты этот прыжок переставляешь? – продолжал выспрашивать Савельев-старший.
– Ну, по записи выстреливается информпакет, на новом месте по этим данным собирается копия, обладающая памятью, привычками, чувствами человека… Для самого человека по ощущениям не происходит ровно ничего: стоял в кабинке на Земле, через секунду стоит на Хануе. Никакого провала в памяти, ничего.
– А если из одного информакета сделать две копии?
Савельев-младший задумался на мгновение – в учебниках и популярной литературе подобного не описывалось.
– Полагаю, это будет два человека с одинаковой памятью.
– И который из них будешь ты?
– Н-ну, чисто теоретически… ведь такого казуса еще не происходило… Это буду я и я – в двух экземплярах.
– Дурак. Это будет две копии с твоими мыслями. А настоящий ты останешься в кабинке на Земле. Ладно, другой пример: представь на мгновение, что в телепорте что-то сломалось, заклинило – и ты оказался и тут и там. То есть твое тело на Земле оказалось не разложенным на атомы. Но на Зерне или Хануе появился ты-второй. Где ты настоящий?
– Это парадокс, некорректный пример…
– Ты же умный парень! На мгновение представь!
– Н-ну…
Он никогда не подвергал сомнению учебник и не думал над такой очевидной вещью, как телепорт. Что может быть проще – объект разлагается на атомы, собирается… Будто прочитав его мысли, отец резко сказал:
– Как человека в этой кабинке разлагают на атомы?
– Происходит мгновенная процедура переноса информации…
– Как, черт побери, тебя будут разлагать на атомы?
Григорий неожиданно почувствовал холодок по спине. Да, а что он, кстати, будет чувствовать? Говорят – ничего… Что тут страшного? Ведь сотни и тысячи человек – военных, техников, переселенцев – постоянно совершают эти прыжки, некоторые – еженедельно… Но все-таки… Что происходит между той секундой, когда снятая запись с памятью отправляется сквозь пространство к звездам, и секундой, когда в кабинке на Земле становится пусто?
– В большинстве современных машин используется кремация, – тихо сказал отец. – Но не во всех. Погляди на эти кабинки… Когда их строили, главным было обеспечить читку, перенос информации и восстановление объекта в пункте назначения. А что происходит с телами, ты сейчас увидишь. Извини, что не кремация, – нищета. Крематорием не обеспечены.
Гриша почувствовал, что ноги становятся ватными. По позвоночнику к ягодицам ползла холодная капля. В голове стало пусто-пусто и звонко-звонко.
Он увидел, как подъехал кар с первой партией «прыгунов».
– Ты со следующей? – спросил бородач и широко улыбнулся. – Знал, что будешь с нами. Давай, ждем!
Они вошли в кабинки, зачем-то выкрашенные в камуфляжную расцветку, заперли дверцы, генератор загудел. Бородач, Каринка, Васька, Димыч, Орел… Через несколько минут антенна начала поворачиваться.
– Выстреливает информпакет, – прокомментировал военный с полковничьими погонами, курящий около генератора.
Савельев не мог заставить себя сдвинуться с места. В голове укладывались какие-то кирпичики, но окончательное осознание не приходило.
«Отец за меня боится. Отец за меня боится. Отец за меня боится. Отец за меня боится. Отец за меня боится. Отец за меня боится, – тупо стучало в висках. – Отец просто не хочет меня отпускать на Зерну?»
– Занавесочка! – скомандовал генерал.
Ширма, грохоча, поехала по рельсу.
– Типа, экран, – прокомментировал Савельев-старший. – Но не бойся, облучения мы не получим. Это так, чтобы ничего видно не было.
В кабинках раздалось жужжание, какие-то странные звуки – то ли хлопки, то ли удары. Генерал кивнул. Техники подошли к «биотуалетам», начали раскрывать дверцы, откуда вываливались окровавленные тела.
– Вот я и говорю, – как ни в чем не бывало, будто обсуждал поставку простыней в казармы, сказал Савельев, – говорю, что надо перейти на современные стандарты. Кремировать надо, а не пятна отмывать.
Тут только Гриша заметил странные темные пятна вокруг кабинок – широкие незамытые полосы тянулись к приземистому зданию вдалеке.
– А то совершенно нецивилизованно получается, – продолжал отец. – С другой стороны, на органы тоже ничего, хотя цены на медицинском рынке с изобретением телепорта здорово упали… Но все-таки не каждого вот так возьмешь, скопируешь и разберешь на запчасти. А тут – хорошее мясо. Парни и девки-то – как на подбор, здоровые.
Генерал развернулся и в упор поглядел на сына:
– Все понял? Пшел вон! В рапорте будет, что негоден по состоянию здоровья.
Бледный, на подгибающихся ногах, Григорий отошел к информцентру и попросил у полковника сигарету.
– Я не смог им ничего доказать, – сказал ветеран. – Наверное, был недостаточно убедительным; а может, они решили, что я повредился макушкой. Моя группа не поверила, что все их оригиналы пустили на убой. У нас в тот год не было потерь. Они все вернулись. Все девятнадцать копий тех ребят, с которыми я прошел через ад и болота проклятой Зерны. Но не тех, с кем я сидел на бетонных плитах «байконура»…
– Скажи уж, дядя, другое: ты просто хочешь оставить нас на проклятой Зерне! – крикнул тощий сержант и скрутил дулю. – А вот фигушки, не удержишь!
– Да кто тебя держит, – пробормотал Савельев и отхлебнул из фляжки. – Думаешь, я вас на повторный контракт подбиваю? Надо оно мне! Мне и самому хочется иногда свалить отсюда… Землю увидеть. Но как посмотрю на кабинки эти – понимаю, что никуда я отсюда не денусь. Даже если «прыгну» на Землю… Это будет, ребятки, самоубийством. Не я увижу родную хату, а копия – с моими мыслями, привычками и повадками. А тело мое развеется над Зерной…
– Тело, дядя, всего лишь набор клеток, – сказала молодая лейтенанточка в красной бандане. – Главное – душа.
– Хм… Не знаю, создается ли душа из информпакета, но я другое знаю: я видел, как дергался недобитый «мясорубкой» Колька Васильчук, вывалившийся из «биотуалета», и какими глазами он смотрел на нас… Он был жив, шептал что-то и мыслил. Клянусь, я видел, что это было не просто тело, чья душа отправилась на Зерну за новым. Он все понимал. Он смотрел… как он смотрел! Какой-то полковник расстегнул кобуру и пристрелил его.
С полчаса, не меньше, у костра стояла полная тишина. Собственные ощущения шли вразрез со сказками ветерана… Но жути в них оттого не было меньше.
– Так что, получается, ты – это уже не ты? – нарушил тишину глава группы, плотный человек с обожженным лицом. – Не ты, а копия? А настоящий-то генеральский сынок остался лежать на Земле грудой мяса на органы?
Григорий помрачнел. Эту часть истории он любил меньше всего.
Телепорт обещал путь к бессмертию, а стал короткой дорожкой к смерти. Копии сначала сохранялись, потом, во избежание появления чрезмерного числа «двойников», их начали уничтожать – сначала просто расстреливать, потом систему ликвидации встроили в кабины телепортации. Странам нужны были мгновенные трансгалактические переброски, неосуществимые звездолетами, переброски не только техники и ресурсов, но и живой силы – инженеров, военных, переселенцев, – поэтому технологию телепорта мгновенно объявили секретной и никто и никогда не заикался и даже не поднимал вопроса о том, куда деваются оригиналы.