— Позвони Вадику, пусть приедет и заночует, вдвоём будет веселее.
Я, конечно, пообещал позвонить, а про себя подумал, что Вадим, конечно, уже в лагере. Отец ничего не говорил, но перед отъездом молча показал мне, где лежат патроны к моему «стволу». Похоже, они с мамой ухитрились крепко поссориться незаметно для меня, и я проводил их с максимально весёлой физиономией, как будто был невероятно счастлив.
Чёрта с два я был счастлив! И сейчас, шагая к дому, думал лишь о предстоящей ночи, хотя только-только наступило утро.
Я не трус и не боюсь темноты. Не боялся я ни маньяков, ни грабителей каких-нибудь, ни тем более бомжей, которые любят ночевать в пустых дачах. Я бы, пожалуй, даже пустил к себе на ночлег с кормёжкой какого-нибудь бомжа, только бы не сидеть одному в двухэтажной пустоте, слушая тишину.
Говорят, если вот так её слушать — можно услышать всё, что угодно. И проверять это мне не хотелось.
Я бы занялся осмотром дома, но вот беда — осмотреть я успел почти всё, кроме мезонина. И ничего заслуживающего внимания тут не было. Словно не контрразведчик тут жил, а профессор или врач знаменитый. Никаких признаков профессии. Неосмотренным остался лишь мезонин — запертый на висячий замок.
— Глупости всё это, — сказал я в сад, останавливаясь на крыльце. — Ничего с тобой не может случиться.
Кроме шуток — я совершенно точно знал, что не бывает ничего сверхъестественного. Ничего такого, что показывают в ужастиках. Да, бывают крезанутые или просто бандиты. Но ни тем, ни другим нечего делать в таких местах. И всё-таки я знал — наступит темнота, и все эти рассуждения забудутся, и я буду сидеть, запершись в своей комнате и поставив рядом с креслом заряженный и взведённый «тигр», хотя отец мне бы руки оборвал, узнав о таком. И даже в обнимку с «тигром» я буду думать о серебряных пулях и прочей ерунде… которая кажется ерундой только днём. Вот блин!!!
Закрыв за собой дверь, я решил всё-таки заняться осмотром мансарды. Даже если для этого мне придётся взломать дверь! Не знаю, чего уж меня так заело, но я зло протопал вверх о лестницам и остановился у коричневой двери, обитой дермантином, как во многих городских квартирах.
Замок тут был не врезной, а висячий — могучий, в чешуе ржавчины, из тех, для которых — знаете? — ключи делались с дырочками. Сейчас таких не делают, кажется, а на этом замочке под слоем ржавчины вполне могло быть клеймо Тульского Императорского Оружейного Завода. Во всяком случае, делали его, похоже, из отходов танковой брони, и он наглядно демонстрировал собой несокрушимость тоталитарного строя.
Примерно с минуту я с ним повозился — просто так, ради интереса. Подёргал дужку, исследовал утопленную в дверь и косяк скобу с пробоями. Похоже, она готова была «сопротивляться всем видам взлома», как пишут в рекламе, ближайшие четверть века.
Я перешёл к дверным петлям. Их не было. Ну, они были, конечно, но прятались где-то в дермантиновых глубинах. Я расковырял складным ножом обивку. Хренушки, не в дермантиновых, а в стальных — под дермантином серела хмурая металлическая поверхность.
Теперь я был уверен, что за дверью — всё самое интересное, что только может быть в этом доме. Не знаю, что — коллекция оружия, секретные документы КГБ, золотые червонцы… Но что-то, очень дорогое деду. Мысли о предстоящем ночном одиночестве отодвинулись даже не на задний план, а за горизонт. Я вылез из рубашки, повесил её на перила лестницы и, отойдя на шаг, окинул дверь мрачным взглядом.
Стоп. Самое простое — с разбегу биться в эту конструкцию телом, пока не посинеет. Тело, конечно. Но ГОРАЗДО умнее — подумать. Дед ведь как-то входил туда? Жил он в доме один. Умер внезапно. Значит, по идее, ключ не должен быть запрятан так уж хитро… Хотя — с другой стороны! — может, он клал ключ в место, казавшееся ему вполне обычным. А для других — век не найдёшь…
Звонок у парадной двери раздался до такой степени неожиданно, что я без преувеличения подпрыгнул и обернулся. Звонок повторился — короткий, деликатный, но как бы предупреждавший, что посетитель не уйдёт, пока ему не ответят. Проще всего, кстати, и было бы — не отвечать, но я внезапно рассердился. Кто-то будет там трезвонить, а я — стоять на лестничной площадке МОЕГО дома, обливаясь потом и ждать, когда он соизволит уйти?! Чёрта с два!