Уснуть не получалось, хотя очень тянуло. Стоило задремать — тупик Перуна возникал из качающейся мути и касался груди, вызывая новую острую вспышку боли. В конец концов Олег сел, прислонился к тележному колесу и приготовился ждать, когда боль спадёт.
Было душно. Волны тяжёлого воздуха грузно перекатывались над Ярмарочной Долиной, небо затянули слои туч. Звуки казались слишком отчётливыми, стояла гробовая тишина в природе — ни ветерка, ни посвиста птиц, ничего. «Гроза будет,» — подумал Олег, невольно кривясь от боли. Судя по всему, не он один плохо спал — тут и там среди телег шатались люди.
Сидеть было тошно. Усталость брала своё. Тело просилось в сон, боль из него выдёргивала. Проклиная всё на свете, Олег поднялся, не обуваясь и не застёгивая ремня, сунул наган в карман джинсов и отправился шататься вокруг в надежде найти собеседника.
Росы на траве не было — ещё один верный признак грозы. Когда он встал, то увидел нависшую над дальним краем, над горами, жуткую фиолетовую тучу. Тучу пришивали к горам белые стежки неслышных молний. Гроза шла покруче той, что они с Бранкой пережили в лесу.
Посматривая в сторону тучи, переступая через спящих и досадливо вздыхая, Олег выбрался на край лагеря. Постоял и углубился в лес, решив окунуться в ручей — если не целиком, так хоть головой, чтобы уж проснуться на самом деле. В лесу духота и тишина казались ещё тягостнее. Деревья стояли молча, раскинув ветви, словно тоже не могли дождаться грозы. В их молчании была какая-то угроза — Олег почувствовал себя неуютно и остановился на опушке, вглядываясь в затемневшую лесную глубину. Там перемещались тени, корчились, приплясывали, и мальчик отвёл глаза — перед грозой баловались уводни, разная пакость наслаждалась напряжением в мире. В такие минуты нечисть и нежить была особенно опасна, а большинство обычной нелюди просто попряталось по норам и дуплам. Олегу послышался человеческий голос, отчётливо позвавший на помощь, он напряг слух — зов повторился, и Олег узнал голос — звала его мать.
Скаж схлынул, мерзостишка перестаралась — рассудок подсказал Олегу, что его родных тут быть не может. Но в то же время явственно по-слышавшийся родной голос всколыхнул другую боль — в душе, боль и тоску. Подобрав увесистый сук, Олег яростно метнул его в тени, процедив:
— Вот вам… — и услышал негромкий стеклянный смех.
Смеялась мавка — почти человеческое существо, девушка с огромными зелёными глазищами на худеньком лице, в Вересковой Долине их не было, Олег только слышал о них. Она сидела в развилке дуба шагах в десяти от Олега, невысоко над землёй, смотрела, склонив голову к плечику. Разговаривать мавка не умела, как и вся нелюдь — но была умнее самых умных животных; Олег часто задумывался, что они такое — все эти сказочные для него и обыденные здесь существа. Тупиковая ветвь эволюции? Или ещё что-то? Во всяком случае, мавка была безвредной, она просто наслаждалась грозой, но по-доброму.
Олег махнул рукой, мавка замахала в ответ и снова засмеялась своим странным смехом. Потом ловко перескочила на ветки повыше и бесшумно исчезла в листве.
А Олег увидел Йерикку.
Рыжий горец стоял около того самого дуба — обхватив ствол насколько хватало рук и прижавшись лбом к грубой трещиноватой коре — стоял неподвижно, будто сросшись с деревом. Казалось, он спит стоя.
— Эй! — окликнул Олег. Йерикка вздрогнул, медленно обернулся. Лицо у него было бледным, глаза смотрели непонимающе, словно он впервые увидел Олега или вообще плохо соображал, на каком свете находится. Потом моргнул и как будто узнал друга.
— Это ты… Почему не спишь?
— Тебя ищу, — невесть зачем соврал Олег. — Ты чего с дубами обнимаешься?
— В себя прихожу, — дёрнул плечами Йерикка. — Мы с Чужим пленного допрашивали.
— А… — Олег осекся и понимающе кивнул: — Ясно… Тошно?
— Ты себе и представить не можешь, — криво перекосил рот Йерикка — это не то что улыбкой, даже усмешкой назвать было нельзя. — До того пакостное дело… Хорошо, дуб помог.
— Дуб? — Олег смерил взглядом почтенное дерево. — Ну конечно… В каком смысле помог?