— Деревья — они живые, — охотно пояснил Йерикка, отряхивая ладони от коры — на них отпечатался ветвистый рисунок. — У них тоже есть Огнива, как у людей, и отдают они её щедро, надо только уметь попросить и знать, к какому подойти… Хочешь попробовать?
— Я? — удивился Олег. Он готов был поверить, что здешние жители умеют разговаривать с деревьями, но… — А как? У меня не получится.
— Иди сюда, — Йерикка махнул рукой. — Нет, не к этому, я у него и так слишком много забрал, чахнуть начнёт, если ещё взять… Вот подходящий.
Он подтолкнул Олега к брату-близнецу дуба, возле которого стоял сам — такому же кряжистому, раскидистому и мощному. Олег задрал голову — ему показалось, что из кроны глядят на него спокойно и оценивающе внимательные глаза Дерева.
— Что делать-то? — шёпотом спросил мальчик.
— Обними его, — тоже негромко приказал Йерикка. — Прижмись лбом. И постарайся ни о чём не думать. Просто замри.
Чувствуя себя немного глупо, Олег выполнил сказанное. Жёсткая кора давила на лоб. Под босую ногу попал корень, стоять оказалось неудобно. И вообще…
…Что-то мягко толкнулось в ладони мальчика. Словно ИЗНУТРИ дерева выросли и прикоснулись к его рукам мягко и дружелюбно другие руки — сильные и добрые. Тук. Тук. Тук. Размеренный пульс отдался в лоб, ровно забился в висках — и Олег понял, что ощущает, как ЖИВЁТ ДЕРЕВО. Странная прозрачная бодрость потоком переливалась из-под коры в тело Олега, в мускулы и мозг, отгоняя неприятные мысли, печаль, усталость, напряжение и даже боль в наколке. Казалось, можно было слышать, как шепчутся в глубине леса деревья, как неслышно спешит за добычей волк в версте отсюда, как озабоченная белка перед грозой не спит на дне своего дупла, поводят носиком, как по корням из земли в ствол дуба переливаются соки — и дерево растёт, набирает силу… а вместе с ним набирает силу и растёт он, Олег. Это было чудесное чувство — настолько неожиданное и радостное, что Олег негромко засмеялся и тут же сердито обернулся на Йерикку, который тронул его за плечо со словами:
— Хватит, довольно.
— Что это было? — спросил Олег, отстраняясь и потягиваясь — на миг ему почудилось, что он может, приподнявшись на цыпочки, дотянуться пальцами до Ока Ночи.
— Я же сказал — Огнива, — ответил Олегу Йерикка. — Огнива дуба… Но как быстро это у тебя получилось! — недоверчиво добавил горец. — Ты только прикоснулся — и дуб тебе ответил. Я так не могу.
— А я талантливый, — пошутил Олег, но Йерикка серьёзно ответил:
— Кажется, да. Жаль, что этого не видел Чужой.
— Расскажи ему, — предложил Олег. Йерикка покачал головой:
— Ушёл он… Своей дорогой, а она у нас с ним немного разная.
— А со всеми деревьями так можно? — Олег снова посмотрел на дуб.
— Здесь — да, — кивнул Йерикка. — А на юге они давно уснули… Лучше всех — дуб, Перуново дерево, да жена его — липа. Сосна неплоха. Бук тоже… А вот ель и вяз лучше стороной обходить. Неизвестно, чем они человека наполнить способны. Могут огромную силу дать, а могут и чёрные мысли вложить в душу. Деревья — они тоже разные, как люди. И тоже в Верье нашей.
— А берёза, наверное, лучше всех? — спросил Олег. И удивился, когда Йерикка сердито сказал:
— Мусор эта берёза. Она, ольха, да осина.
— А у нас её русским символом считают, — почему-то обиделся Олег.
Йерикка посмотрел внимательно и тревожно:
— Правда? Это скверно…
— Да чем скверно?! — возмутился Олег. — Красивое дерево!
— Красивое, — согласился Йерикка. — Смертоносное… Любит беду человеческую. Там, на юге, в мёртвых городах посмотришь — все развалины берёзой заросли. На гарях она первая. Доброму лесу подняться не даёт. Когда данваны Медведей истребили — берёзовые рощи вокруг их города поднялись за два года, в рост пошли на людском горе. Ничего доброго из берёзы не сделаешь, одни дрова. И подходить к ней опасно — влюбит в себя человека и будет из него ЕГО Огниву сосать, как упырь. Вот такой он, твой символ, Вольг… Нет, символ славянский — Дуб, брат наш. Могучий, несокрушимый, вечный. Ветер его не согнёт, если уж падает — то в рост, а не на колени… А у тебя что-то очень сильно болело, — безо всякого пе-рехода продолжал Йерикка, — и сейчас всё ещё болит… — он примолк, нахмурился, словно вслушиваясь в неслышимое: — Сердце?. Не-ет… Да перестань ты мне мешать!!!
Изумившийся до столбняка Олег пролепетал:
— Ме-мешать?. Я не мешаю…
— Мешаешь, — сердито возразил Йерикка, — потому что не хочешь, чтобы я узнал, где болит… Ты что, грудь обжёг? Нет, на рану похоже…
Изумление Олега перешло в испуг. Он невольно попятился, меряя Йерикку настороженным взглядом. Когда тот подошёл — по-прежнему с таким лицом, как будто напряжённо слушает — Олег пробормотал: