Он неловко полез левой рукой под куртку, пошарил, скалясь — словно беззвучно смеялся. Я следил за ним. «Бе-ги, бе-ги, бе-ги…» — выстукивала у меня в висках кровь. Вместо этого я ждал.
— Вот, — повторил он и протянул мне на ладони что-то, похожее на сотовый. — Нефиксированный… настраивается на любой канал… им не должен достаться. Бери и уходи. Если случится чудо… с тобой свяжутся наши… скажи им… Немой…
Рука с приборчиком упала. Больше ничего не изменилось — лишь луна, светившая в глазах раненого, заполнила их целиком, лишив собственного выражения. Там больше не было ни боли, ни страдания… ничего. Только красивое и холодное серебристое сияние.
И я понял — странный и страшный ночной гость умер.
Нагнувшись, я поднял «сотовый», выскользнувший из его руки на песок. Антенны у него не было — всю поверхность занимали шесть плотных рядов по пять квадратных кнопок в каждом, помеченных странными символами, не похожими ни на цифры, ни на буквы — во всяком случае, знакомые мне. Скорее это были просто рисунки. Как это… а, вспомнил — пиктограммы! Но самым странным был значок, расположенный не на кнопке, а на верхнем торце прибора.
Миниатюрная, изящная серебряная свастика.
Толком удивиться этому я не успел. Моё счастье, что, рассматривая прибор, я боковым зрением всё время видел тропинку. И заметил две словно бы плывущие над землёй фигуры раньше, чем они заметили меня — неподвижного.
На самом деле они, конечно, не плыли над землёй, а шли — просто очень ровным, размеренным шагом, плечо в плечо, неспешно и уверенно. Луна светила им в спины, и я не видел лиц. Двое рослых мужчин в одинаковых — то ли белых, то ли светло-серых — костюмах.
Пригнувшись, я метнулся к дому, в два прыжка оказался в коридоре и, стараясь не дышать, закрыл дверь на засов. Затравленно осмотрелся и бросился к висящему на стене телефону, мысленно благодаря отца за то, что он не поскупился установить несколько аппаратов.
В дверь постучали. Потом раздался звонок — такой резкий и неожиданный, что я чуть по правде не обдул джинсы. Потом снова стук — уже не вежливый и короткий, а несколько сильных ударов кулаком. Не сводя глаз с двери, я наощупь пытался попасть в кнопки аппарата.
«Отворить именем Моргота!… После второго удара дверь рухнула вся — вместе с крюками, запорами и цепочками…» Ой, мамочка! Сведя коленки, чтобы унять сильнейшие позывы, не отпускавшие меня, я наконец набрал спасительный 02. Телефон пискнул и… равнодушно «сбросил» номер! Я набрал снова, снова, снова… Все три раза — сброс.
Хана.
Сейчас меня убьют.
Только бы быстро, сразу.
Удары повторялись с размеренной неотвратимостью, но всё-таки вокруг была не сказка, и дверь — добротная, мощная! — выдерживала. Обливаясь потом, противным и липким, я набрал номер квартиры родителей — и потерял ещё полминуты, выслушивая длительные гудки. Никого нет дома.
Колотить в дверь неожиданно перестали. Я замер, прижимая к уху пищащую телефонную трубку. Ушли?! В доме было полно оружия, но я даже не подумал о нём — стоял, как истукан, и слушал, слушал… пока не услышал за дверью два тихих голоса, говоривших явно не по-русски! Я не мог понять, по-каковски…
Да. Да, это был ТОТ ЯЗЫК. Который я слышал вчера вечером в «Урале».
Вот так. Пришли за дедом, а убьют меня.
Деревянным пальцем я набрал 3-59-66 — телефон Вадима. Не знаю, зачем. Может быть, подсознательно — из-за чувства вины перед ним, в этой ерунде любят копаться психоаналитики в штатовских фильмах.
— Да? — прозвучал в трубке хорошо знакомый голос Вадима.
— Вадим, ты?! — заорал я, и Вадим холодно переспросил:
— Да, кто это?
— Вадим, это я, я, Олег, — зашептал я, но было уже поздно — удары в дверь возобновились с невероятным ожесточением.
— Олег?! — я уловил в голосе друга вспыхнувшую радость. — Ты с Эльдорадо звонишь, что ли?
— Да! — снова крикнул я, потому что уже не имело значения, услышат меня за дверью, или нет — они знали, что я здесь и что я звоню по телефону. — Вадим, я тут один! Двое ломятся в дом, слышишь?! Звони в ментовку, скорее!
Он ни на секунду не подумал, что я валяю дурака. Понимаете?! НИ НА СЕКУНДУ. И сразу разобрался в моих нечленораздельных выкриках.