— Йааахххха-а! — И небо готовно откликнулось еще одним ударом.
— Поймай меня! — крикнула Бранка, бросаясь вбок, в чащу.
Олег метнулся за ней — безо всяких там «таких» мыслей, увлеченный одним веселым желанием — догнать мелькающее между деревьями загорелое тело.
Что потом — он не знал и не думал. И не хотел думать, потому что «потом» означало прекращение этого бега по лесу под дождем.
Впереди слегка посветлело. Бранка выскочила на поляну — и почти сразу Олег, перейдя в мощный спурт, незнакомый, конечно, здешним жителям, догнал ее, схватил за плечи, а потом — раньше, чем она вывернулась гибким, скользким от дождя телом, — перехватил за локти. Бранка весело дышала, глядя своими сияющими глазами в лицо мальчишки, ничуть не смущаясь своей наготы. Да и скорей уж трусы Олега казались здесь неуместными… и где-то самым краем сознания вдруг проскользнула мысль — сбросить их и… дальше Олег не думал. Может быть, он и попробовал бы подумать… или даже сделать это. Но Бранка вдруг ахнула. И не отразившиеся на лице Олега его мысли были тому причиной. Она смотрела через плечо мальчишки, и глаза Бранки наполнял ужас.
Олег резко обернулся — на краю поляны, в десятке шагов от них, под дождем стоял всадник.
Раньше, чем ему удалось разглядеть всадника подробно, Олег почувствовал его ЗАПАХ. Это была отвратительная, густая, мокрая вонь — смесь человеческого и лошадиного пота, застарелой грязи и нестиранной одежды с мокрым железом. И только потом мальчик увидел всадника подробно.
Невысокий — ниже самого Олега — он сидел на маленьком мохнатом коньке цепко, словно сросся с ним, с высоким седлом, украшенным алой попоной с длинными золотыми кистями. Всадника защищали длиннополая пластинчатая броня с широкими рукавами, небольшой круглый щит с изображением спрута, закрепленный у самого левого плеча, и круглый же плоский шлем с чешуйчатыми нащечниками и жидким, но длинным султаном из алых перьев. У высоко поднятого левого колена был приторочен лук, у правого — колчан, на левом бедре виднелась рукоять сабли. В правой руке всадник держал острием вверх копье с зеленым древком и наконечником, украшенным алым конским хвостом. Круглое, со стертыми чертами дауна, лицо всадника было бесстрастно, тонкие усы, перевитые красными нитями, спускались на кольчужный шарф.
— Хангар, — услышал Олег выдох-стон Бранки, — выжлок…
Глаза-щелки под тонкими бровями окинули взглядом прижавшихся друг к другу мальчишку и девчонку. Бранка задрожала — Олег это почувствовал. Для нее опасность эта была не просто реальной — смертельной она была. А Олег смотрел на всадника и никак не мог отделаться от ощущения, что все это сон, фильм или спектакль, к нему не имеющий отношения. Он не мог поверить, что вот это копье может войти ему в грудь… или, что еще хуже — этот всадник может сейчас погнать их, куда ОН хочет, связать, ударить… просто потому, что он — хозяин положения. Он — сильнее.
Таких неприкрытых юридическим или моральным флером конфликтов в мире Олега давно не встречалось. И Олег не мог поверить в то, что вот это — ЕСТЬ, Даже совсем недавняя история с людоедской семейкой не производила столь противоестественного впечатления — может быть, потому что разыгрывалась в соответствующих декорациях, а не в лесу, под дождем, где только что было так здорово…
Всадник тронул коня — каким-то неуловимым движением. Олег успел отметить, что эта мохнатая животина ничуть не напоминает тех коней, с которыми он привык иметь дело — глупая мысль. Копье, опустившись, ткнуло его в плечо, отодвигая в сторону, и мальчишка сделал шаг — не потому, что толчок был сильным, нет. Просто от удивления. Конь, равномерно покачивая головой, украшенной чеканным налобником, вклинился между Олегом и Бранкой, которая замерла, словно парализованная. Больше не глядя на Олега, всадник нагнулся… и сырой воздух резанул отчаянный визг Бранки. Не крик, как от боли или гнева, а именно визг. Так визжат даже очень храбрые девчонки, случайно прикоснувшись к лягушке или столкнувшись со страшной серой мышью. Всадник что-то довольно проскрежетал, прохрюкал — ничего общего с человеческой речью это не имело. Бранка снова подала голос — и на этот раз уже не визжала, а отчаянно кричала:
— Пусти! Пусти! — и вдруг: — Во-оль!
Пригнувшись, Олег прямо с земли прыгнул на латную спину.
…Он не знал, что заставило его сделать этот прыжок. Только что он не ощущал ничего, кроме изумления, смешанного с заторможенностью. Даже когда Бранка завизжала, он вздрогнул лишь от неожиданности и — помнилось — тупо подумал: «Чего это она?» Но крик вдруг разом объяснил ему — и что происходит, и «чего» она.
И что с ней — и с ним — будет.
Наверное, это и называется — «генетическая память».
…Всадник не ожидал прыжка. Ударив всем телом, Олег выбил его из седла наземь, и при всей неожиданно кошачьей ловкости тот уже не успел перехватить повод или схватиться за луку — одной рукой он мял грудь Бранки, а второй держал ее за волосы. Но успел, невообразимо извернувшись, оказаться лицом к лицу с Олегом и ударить головой в шлеме в подбородок навалившегося сверху мальчишки.
Тренируясь, Олег получал и более сильные удары. Его охватила злость, смешанная с омерзением. Этот грязный коротышка тискал Бранку! Может быть, именно злость и помешала ему выбрать на самом деле верное решение. Помотав головой, как молодой бычок, Олег чуть отстранился от врага, чтобы нанести удар вернее — и полетел кувырком, получив пинок в живот.
Но вскочили они одновременно. Всадник, визжа — конечно, не как Бранка, а с явной угрозой, — молниеносно схватился за рукоять сабли. Но Олег уже сделал быстрый скользящий шаг — и свинг правой свалил мерзкую тварь с ног. Сабля серебристой змейкой выскользнула в траву, а Олег зашипел — костяшки пальцев были рассечены о проклятый нащечник! И поэтому же нокаута не получилось. Всадник быстро поднялся — потряхивая головой, чуть покачиваясь, но уже с длинным кривым кинжалом в руке. Рукоять кинжала была украшена алыми ленточками. Из-под нащечника всадника, склеивая левый ус в сосульку, медленно выползала кровь. Он тряхнул рукой, сбрасывая щит в мокрую траву.
Труднее всего было заставить себя не бояться ножа. Пританцовывая на траве, Олег принял решение. Подпустить ближе. Пускай ударит. Поставить блок. Если порежет руку — неважно, вытерпим. И — панч в переносицу этой жабе. Во всей своей амуниции он ляжет на месте.
…Лицо всадника вдруг стало безмерно изумленным. Он подался вперед, словно увидел друга после долгой разлуки и решил обнять его, даже руки чуть развел. Рот приоткрылся, выдохнул: «Ххххуу…» — а потом из него толчками полилась густая темная кровь, и вот теперь Олег заметил окровавленный наконечник копья, который, раздвинув чешуи панцыря, торчал на пол-ладони из правого бока врага.
Не сгибая ног, всадник тяжко повалился ничком. Только теперь Олег заметил, что волосы его заплетены сзади в две тонких косицы. Всадник лежал, разбросав руки, и над его телом мерно раскачивалось древко его собственного копья. А подальше стояла Бранка — ощеренная, как волчица, напружиненная и торжествующая. Олег смотрел на нее почти с ужасом — напряжение схватки спало. Он же вовсе не хотел убивать напавшего на них! Его мысли не шли дальше нокаута — и он не мог себе и представить, с какой легкостью его спутница способна убить человека!
— Вот вам кегли, — вырвалось у Олега.
Бранка смачно и хладнокровно плюнула на труп и, подняв саблю, двумя деловитыми ударами отделила голову убитого от тела Пинком босой ноги откатила ее в сторону. И, как ни в чем не бывало, обратилась к Олегу:
— Бежать надо, Вольг. Что дождь — добро, он следы замоет, и шума не слышно было за ним. Но все одно — найдут его скоро. Выжлоки по одиночке не ездят.
— Бежать так бежать. — Олег заставил себя отвести глаза от трупа. Впрочем, тот выглядел не так страшно, как в фильмах. — Ну, ты его… — Слов больше не нашлось, и Олег просто покачал головой.