…Вне укрытия ветер походил на ледяные ножи, полосовавшие тело даже через плащ и данванскую куртку. Только жилет защищал надежно, и Олег дотронулся до него, тепло подумав: "Бранка меня защищает…" Со стороны врага продолжался бесконечный тупой монолог, на душе было тоскливо, как посреди невывезенной помойки. Олег снял с пояса баклажку, поболтал в ней вино, налитое в веси. Мда, он много раз видел, как в кино солдаты проигрывающей армии прикладываются к бутылке. Сейчас он внезапно их понял. Это не от страха (Олег не боялся, хотя и осознавал, что едва ли они переживут еще одну ночь), а от безнадежности…
Оглядевшись, будто из-за скалы могли появиться отец или мать, он открыл баклажку и, задержав дыхание, глотнул.
Сперва ему показалось, что он обжегся. Горели рот и глотка, жжение быстро скатывалось в желудок. Олег втянул воздух задушенно, потом сплюнул — и обнаружил, что жжение улеглось, а вот в желудке стало теплее, и тепло оттуда разливалось по всему телу. Олег не долго думая приложился еще раз потом решительно заткнул и убрал баклажка
Потихоньку кружилась голова, а ветер словно бы потеплел. Тянуло прилечь; призывы врага почему-то начали смешить, словно они травили анекдоты, как мальчишки в школьном сортире, а не звали в плен, угрожая в случае сопротивления смертью. У Олега появилась мысль: а что если подобраться к ним поближе, да и заорать, чтобы перестали?
Слава богу, он сумел осознать, насколько бредова идея и удивился, как быстро и конкретно его разобрало. Впрочем, опьянение не прошло, разве что ветер на открытом пространстве слегка прочистил мозги. Почти бегом он добрался до места, где остались Йерикка и Холод.
Мальчишки расстелили надранный вереск в расщелине, на него бросили плащ, улеглись туда и укрылись сверху вторым, тесно прижавшись друг к другу. Йерикка не спал — то ли Олега ждал, то ли просто не спалось. Он молча подался в сторону, давая Олегу место рядом с собой.
Землянин улегся и накинул сверху свой плащ. Выл ветер, но здесь было тихо и почти тепло. Дышали товарищи — ровно и еле слышно — Холод, спокойно, но громче — Йерикка.
— Как там Гоймир? — спросил он наконец. Олег ответил:
— Нормально. Никак не успокоится из-за Бранки, завидует мне, что же еще!
Ответил — и испугался. Такие слове вовсе не подходили ему… и не походило это на него. Кажется, это винцо подало голос. И, очевидно, Йерикка почувствовал это, потому что неожиданно и очень спокойно поинтересовася:
— Приложился, Вольг?
Олег ощутил, что краснеет, как пацан перед взрослым, поймавшим его на чем-то недостойном.
— Немного, а что? — развязней, чем надо, ответил он. Йерикка вздохнул в темноте и миролюбиво ответил:
— Да ничего. Только знаешь, Вольг… больше не пей. Я понимаю, если выпить, то становится легче… но это только кажется, поверь мне.
Олегу вспомнилась ярмарка и слова, старого князя, потерявшего свое княжество — что выпивка ничего не облегчает, а ее ничто не оправдывает.
— Я больше не буду, — совершенно по-детски повинился Олег. — Да мне и не понравилось… А ты пил крепкое вино?
Слышно было, как Йерикка тихо рассмеялся:
— То, что ты налил в баклажку, не вино, а хлебная самогонка… Мне тринадцать было, когда я напился до свинского визга. На ярмарке. Дед выпорол меня плетью, когда я проспался, только я почти не ощутил — мне и без того казалось, что в череп забивают клин, а во рту ощенилась любимая сука…
Теперь уже и Олег хихикнул. Он ощутил, что рядом вздрагивает плечо друга… и не сразу понял, что тот не смеется, а плачет. Поняв это, он жутко перепугался и повернулся, едва не разбудив Холода — старался различить лицо Йерикки:
— Ты… ты что?! Тебе плохо?!
— Хочешь сказать, что тебе хорошо? — прерывисто спросил Йерикка. — Я знаю, это глупость… это слабость… Завтра я опять буду сильным. Но сейчас никто не видит, а ты — ты не расскажешь… Это так трудно — быть сильным все время. Я тебе никогда не говорил, а ведь у меня есть девчонка. Она сестра Вийдана из Орлов. Того, погибшего.
— Из племени кровников? — глупо спросил Олег. Йерикка вздохнул:
— Представь, что Бранка — тоже. Это остановило бы тебя?
— Нет, — честно ответил Олег, мысленно поблагодарив богов, что Бранка — своя. — Но как же вы?..
— Никто ничего не знал. Видишь, я даже тебе не говорил… Мы встретились на той самой ярмарке, где я напился, и дальше встречались тайно. Боюсь, что она узнает, я погиб — и уйдет тоже…
"А ведь и Бранка!.." — обожгла Олега мысль, но он задавил ее и вслушался в быстрый шепот Йерикки:
— Если ты любишь Бранку, то поймешь, как это страшно — знать, что скоро ничего не будет и любить ты уже не сможешь, понимаешь — НИКОГДА!
— Я не думал об этом, — сказал Олег, и его вновь пронизал, страх. — И не хочу. Не хватало сойти с ума…
— Я уже успокоился, — Йерикка вздохнул: — Дурацкая слабость… Знаешь, — он приподнялся на локте, натянув плащи, — а мне сегодня шестнадцать лет.
— А?!. - только и смог спросить Олег.
— Не до этого было, забыл, — ответил Йерикка.
— Ну… поздравляю, — неловко объявил Олег. — Подарок за мной.
— А как же, — согласился Йерикка, — в живот ранят — добъёшь… Обидно все-таки.
Олег отодвинул с лица перевесившиеся через повязку волосы. Непонятно усмехнувшись, оттянул ее: — Пригодилась, видишь.
— Она тебя любит, — убежденно оказал Йерикка.
— Теперь-то… — горло Олега сжалось, он переглотнул и добавил: — Только хуже. Гоймиру будет легче умирать, чем мне.
— Наверное, — согласился Йерикка. — Только это страшно — умирать с пустой душой… Ничего, что я болтаю? Ты, может, спать хочешь?
— Нет, пусть…
— Понимаешь, — извиняющимся тоном объяснил Йерикка, — если я остановлюсь, то начну думать, а это опасно, можно додуматься до самых разных вещей…
— А я все-таки думаю, — признался Олег. — Если меня не будет… я бы хотел, чтобы… ну… чтобы у Бранки родился сын. Раньше я думал, что это чушь. Да и лет мне… А сейчас мне хочется, чтобы был… Как ты думаешь, вот по Верье… я же не ваш… но всё-таки… может так случиться, что моя душа, или как там у вас — в него?
Йерикка, серьезно притихший было, вдруг приглушенно засмеялся и, задыхаясь от этого сдерживаемого смеха, навалился на Олега и начал тузить его под ребра, приговаривая:
— Ах ты… ах, сопляк нахальный!.. У него вон какие мысли!.. Он вон о чем думает!..
Олег отпихивался, почти рассердившись сперва, но потом и его разобрал смех:
— Сам-то… То-то слышно, в весях жалуются, что девки рыжих в подоле приносят, а он мне тут о своей большой и светлой любви рассказывает! Или на деда позавидовал? Позавидовал, да?!
Проснувшийся Холод вызверился:
— Да будет на вас угомон?! Кой кулачный бой в ночь-полночь?! По смерть выспаться не дают!
— Отоспишься! — завопил Олег, но Йерикка придержал его:
— Спим, спим уже.
— Спим, — передразнил Холод. — Теперь-то…
— Я Морока видел, — вспомнил Олег, — с ним все в порядке.
— И то добро, — Холод зевнул, утопив в этом зевке еще какие-то слова.
Они снова устроилась с головами под плащами, пошуршали уже примятым вереском и, успокоившись, начали в самом деле засыпать…
…Облачность к утру сгустилась, и пролился короткий холодный дождь. За позициями горных стрелков начали разворачиваться прибывшие наконец-то орудия. Невыспавшиеся и злые артиллеристы на чем свет стоит кляли. погоду, начальство, врага, службу, самих себя, как это часто делают люди на войне.
Холод поднялся первым. Это было вызвано просто-напросто непреодолимой необходимостью чисто физиологического свойства. Делать свои дела он начал в сторону врага….
…Потом Олег часто вспоминал, как это было. Раздался противный воющий звук. Олег посмотрел на Йерикку, силясь вспомнить, почему этот звук ему знаком… Йерикка побледнел, а потом — над камнями с треском встал черно-рыжий куст, и Холод, взмахнув руками, покатился по камням. Подальше встал еще один куст… послышался грохот… еще… еще…