Если она вновь поднимет тему игры и спросит, почему я так разозлилась, что всех выгнала, можно изобразить обиду. Даже изображать не придётся — я в самом деле обиделась. Нечего лезть в мою жизнь. Я просто и ясно объясню ей, что её мерзкая игра вызвала во мне неприятные воспоминания из детства — так ведь и было! — и сменю тему.
Теперь, когда у меня был план, мне не терпелось подняться и начать его воплощать. Оливер опять уснул, по-прежнему уцепившись за мою футболку. Когда ел по расписанию, он был настоящим чудом. Когда нет — ужасом на крыльях ночи. Я прижала палец к его нижней губе, ощутила тёплое дыхание. По щеке скатилась струйка молока, он перевернулся на спину, растопырив толстые ножки.
— Дэвис, — сказала я тихо, и мой голос прозвучал так буднично, — тут спит Оливер, смотри не задави.
Он приоткрыл глаз, перевернулся на бок, большой рукой погладил Оливера.
— Никакого давления, — пообещал он.
Выбравшись из кровати, в полумраке натянув спортивные штаны и свежую футболку, я пошла будить Мэдди в школу, как в любой нормальный будний день. Огромный ком одеял проворчал:
— Уходи, чудовище.
Я ухмыльнулась.
— Опоздаешь на автобус.
— Меня подвезут, — буркнул ком, и я оставила ее в покое. Когда девчонок подвозила мама Шеннон, Мэдди можно было поваляться ещё пятнадцать минут.
Я спустилась вниз, включила кофемашину. Мне сильно не хватало кофеина, и я могла порой отхлебнуть из чашки Мэдди или Дэвиса. Потом занялась домашними делами: нескончаемой стиркой, мытьём посуды, пассировкой грибов и томатов для яичницы.
Всё это ощущалось как спектакль. Будто закадровый голос говорит: Вот, смотрите, это моя семья, и моя подруга Шар, и все остальные. Я нормальный человек, я готовлю настоящую еду, где много овощей и протеинов, чтобы день моей семьи начался с приятного и полезного. Здоровые триста калорий — для себя.
Когда я закончила готовить завтрак, никто так и не появился, так что я, завернув яичницу в куски лепёшки, добавив авокадо и соус сальса, обернула всё это пищевой плёнкой, чтобы не остыло. Стоя у ступенек лестницы, крикнула:
— Эй, ребята, опоздаете!
— Вонючий взрыв! — закричал в ответ Дэвис. — Спасайся, кто может!
Я улыбнулась. Маленькая катастрофа тоже добавляла ощущения, будто всё нормально.
— Мэдс! Если ты ещё в постели…
— Да блин! — буркнула она, но, судя по голосу, уже встала.
Когда я доела свою порцию, по лестнице пулей сбежал Дэвис с голым Оливером на руках. Держа сына под мышки, протянул мне.
— Забирай мелкого засранца!
— Амамамамама! — сказал Оливер, и, хотя это вряд ли было слово, я всё же думала, что он имеет в виду меня. Он нетерпеливо сучил ножками, хотя видел меня каждый день, целый день.
Я посадила его на колени, и он тут же сгрёб полную пригоршню моих волос. Дэвис торжественно, как официант сложенную салфетку, вручил мне ползунки с мультяшными собаками.
— Простыни я снял, — сказал он. — Они в корзине с крышкой на лестничной площадке. А этого господина сунул под душ, потому что иначе пришлось бы извести целую гору салфеток.
Я посмотрела на мужа, стоявшего посреди залитой солнцем кухни и рассказывавшего о привычных вещах, пока ребёнок, которого мы сделали вместе, тянул меня за волосы и фыркал. Эта простая жизнь, полная стирки, подгузников, занавесок с узором из яблок, была мне так дорога. В это утро она ощущалась ужасно хрупкой.
— Ты настоящий герой, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал как обычно, и упаковывая ему завтрак. — Закину простыни в стиралку, как освободится, а потом почищу ванную.
— Это не поможет. Когда Мэдди уйдёт в школу, вам с Оливером лучше поджечь дом. Только не забудьте выйти на улицу, — он посмотрел на часы. — Жаль вас оставлять, но…
— Я поняла, — сказала я, отдавая ему яичное буррито в обмен на ползунки.
— Юго-западная кухня? — спросил он с надеждой и, когда я кивнула, воскликнул: — Я не заслужил такой жены!
— Это уж точно, — ответила я, надеясь, что мои слова звучат не так иронично, как ощущаются.
Чмокнув меня в уголок рта, он ушёл. Я одела Оливера, усадила на высокий стул, положила перед ним несколько хрустящих колечек из сухого завтрака, чтобы ему было чем заняться, пока я готовлю овсянку на сцеженном грудном молоке и открываю банку с яблочным пюре. Я уже собиралась вновь окликнуть Мэдди, но загудела машина, и она сбежала вниз по лестнице. На ней было короткое голубое платье-рубашка и гольфы с безумными оленями. Ни на одной планете эти вещи не сочетались, и уж тем более они не сочетались с видавшими виды сине-оранжевыми теннисными туфлями. Когда она пробегала мимо, я заметила, что она накрасила ресницы тушью, а губы — липким розовым блеском. Большую часть жизни моя девочка проводила в леггинсах и видавших виды футболках. С чего она вдруг решила предстать во всеоружии?