— Я никогда не играла в дурацкую игру, — Шар улыбнулась.
До Тейт не дошло, поэтому Шар отхлебнула глоток кофе из её нетронутой чашки. Тейт смутилась.
— Подожди… ты пьёшь, если делала. В игру ты не играла. Ты ушла, когда мы ещё не начали.
— Ну, играла же я когда-то в глупые игры. В «Правду или действие», во всякую такую чепуху. Однажды, в школе, даже в бутылочку, — она отхлебнула ещё глоток и вернула Тейт чашку.
— Не жульничай! — сказала я, чтобы разрядить обстановку.
— Я скучаю по кофе больше, чем по алкоголю, — Шар вздохнула и обняла свой живот. Но на этот раз Тейт решила стоять на своём.
— Если мы с Эми не пили, можем мы все сделать вид, что никто не играл в эту идиотскую игру? — она смотрела прямо на меня до нелепости многозначительно. Неужели она правда думает, что чашка кофе способна изменить прошлое? Что мы рука об руку войдём в мир, где она ни в чём мне не признавалась?
Можно было предать её грех забвению. Я знала это лучше всех. Вернуть ей чашку и замолкнуть навеки. Никогда об этом не упоминать. Пусть уляжется. Пусть со временем уйдёт в небытие. Мы смотрели друг на друга так долго и напряжённо, что брови Шар поползли вверх.
— Это просто шутка, — отрезала я. Подняла чашку, будто произнесла тост, и отхлебнула. Тейт тихо, сердито выдохнула. Поставив чашку в раковину, я решила сменить тему.
— А что привело тебя сюда в это утро, Тейт?
— А, да. У тебя есть план окрестностей? — спросила Тейт, и ещё до того, как она подняла белую коробочку, я знала, что будет дальше. — Я подумала — мы же ничего не подарили Ру, и, может…
Шар громко рассмеялась.
— Вот он, подарок, на кухонной стойке. Эми по той же причине испекла пирог. Думаю, ей эта игра понравилась не больше, чем тебе, и уж точно не больше, чем мне. Эта женщина весь клуб разнесёт. Эми хочет натравить её на сборище любительниц настольных игр.
Тейт посмотрела на меня с уважением, как на великую авантюристку.
— Правда? Вот это стоящая идея.
Я улыбнулась, но в глубине души мне было страшно. Сначала Тейт, заявившись ко мне на порог, во всём призналась. Теперь она собралась ползти на животе к дому Ру и пытаться отыграться за прошлую ночь. Её план был настолько очевиден, что мне стало стыдно — потому что это был и мой план.
Если бы я заявилась к Ру с печёными дарами и планом ближайших окрестностей, распечатанным на четырёх страницах, я всем своим видом выдала бы, что Ру не подвело чутьё, что я без проблем могла бы победить в её идиотской игре. От меня за версту несло бы слабостью. С тем же успехом я могла бы заявиться к ней в футболке с надписью: «Да, ты видишь дым. А вон там огонь».
В этот момент Оливер потерял равновесие. Он с трудом сел и удивлённо, сердито зафырчал, готовясь зареветь.
— Ой-ой, Оббибер! Кто у нас свалился?
Голос Шарлотты успокоил малыша, и он решил не плакать, лишь нахмурил брови. Я пошла к детям, чувствуя, как взгляд Тейт упирается мне в спину, но не обернулась. Возилась с ними, пока Шар печатала план и выпроваживала Тейт. Я не давала ей никаких обещаний, даже молчаливых.
А что касается Ру, тут ничего нельзя было поделать. Лучше и в самом деле было не делать ничего. Подлизываться к ней, как Тейт, означало навлечь на себя ещё больше подозрений. Я беспокоилась, нервничала, но лишь наедине с собой. Лучше всего, решила я, оставить Ру в покое, тогда ничего не случится.
Я не думала, что Ру меня узнала. Судя по произношению, мы никак не могли быть из одного штата, и даже если это было так, Ру выглядела слишком молодо, чтобы помнить меня лично. Меня не помнил никто, даже моего возраста и старше. Те, кого я узнавала, смотрели прямо сквозь меня.
На второй день моего пребывания во Флориде, в продуктовом, я натолкнулась на своё прошлое в лице старого пастора — мы столкнулись тележками, когда он шёл в отдел круп. Он посмотрел на меня. Прямо в лицо. И всё, что сказал — «Извините, мэм», после чего продолжил заниматься покупками. Я смотрела ему вслед, открывая и вновь закрывая рот, но слова не шли. Спустя несколько дней я увидела в библиотеке бывшего папиного секретаря — в первую неделю работы в «Школе Ныряльщиков» парень, с которым мы вместе сидели на английском, пришёл записать на занятия свою дочь. Они меня не узнали. Никто. Не было даже смутного воспоминания, даже «мы с вами раньше не встречались?» Девочка, которая убила миссис Шипли, прожила в этом городе меньше трёх лет, нас разделяли два десятилетия, сто фунтов и три фамилии.