— Как думаешь… милиция? — Вадим почувствовал, как его голос разом сел.
— Хрен знает… — Лицо Максима оставалось напряжённом, он отбросил окурок и снова повернулся к Вадиму. В этот момент с той стороны послышался выстрел.
Вадим невольно вздрогнул.
— Они бы ведь не стали стрелять? Ну… в кого им там стрелять?
Последние его слова потонули в грохоте раздавшегося оттуда же взрыва. Над низкими крышами гаражей и сараев поднялся столб пламени. Они некоторое время молчали, глядя на то, как оседает пламя, снова становясь невидимым за заборами и крышами гаражей.
— Что это? — наконец нарушил молчание Вадим.
Он посмотрел на Максима понимая, что вопрос глупый, но тот неожиданно ответил без всякой издёвки и даже без раздражения. Во всяком случае, ничего этого не было в его голосе, хотя подробность ответа сама по себе тянула на издёвку. Или на раздражение.
— Ты что, не понял? Сергей подогнал их машину к помойке, взял у кого-то из мертвецов пистолет и прострелил бензобак. Потом поджёг машину вместе с трупами. Это может означать только одно — они тоже были больны.
— Больны?
— Да. Чумой. — Максим выругался и по его лицу стало понятно, что он не издевался. — Чумой! Этот ублюдок словно клеймит ею всех, кто с ним свяжется.
— Так и есть.
Вадим вздрогнул и обернулся. Сергей подошёл неслышно, причём оттуда, откуда подойти было невозможно, будто материализовался в заваленном мусором углу, образованном двумя заборами. Будто из этого самого мусора и материализовался. Ну не мог же он так неслышно перемахнуть через забор, вдвое выше человеческого роста! Хотя, что сказал Максим? Что он спрыгивал с седьмого этажа…
Сергей как ни в чём не бывало приблизился к ним и повторил:
— Так и есть, Макс. Он метит свою собственность. Вольно или невольно, я так и не понял, но что сознаёт это — уверен. Может, считает, что это его особенность, может, это подкрепляет его веру в свою правоту. Если он вообще что-то соображает, конечно. Потому что я не могу понять, был ли он при жизни таким амбициозным ничтожеством, или впрямь мозги сгнили.
— Ты что, говорил с ним?
Максим, казалось, не удивился внезапному появлению Сергея невесть откуда.
— Да. Он нашёл меня. Знаешь, Макс, что он мне сказал?
Максим вопросительно поднял брови.
— Он сказал: фу, какой ты грубый!
Вадим удивился, почти напугался, когда Максим вдруг расхохотался.
Они шли по мокрому от осевшего тумана шоссе. Максим и Сергей чуть впереди, то и дело оглядываясь на подотставшего Вадима, раздражённо кутавшегося в лёгкую куртку.
В который раз обернувшись и, то ли убедившись, что Вадим вряд ли его услышит с такого расстояния, то ли просто решившись наконец выпустить грузом лежащие на душе слова, Максим тихо произнёс:
— Что ж, теперь я не могу тебя даже осуждать.
— Ты давно уже не можешь меня осуждать. — Сергей, не сбавляя шага, повернулся к нему. — Ты сам говорил, что всё имеет срок годности — и ненависть, и осуждение. Это перегорело в тебе, я же вижу.
— Не совсем так. Ненависть — да, страх — да. Но не осуждение.
— Ты хочешь сказать, что примирился с моей сущностью? Макс, я не верю тебе.
— Почему?
— Ты не умеешь смиряться. Если бы умел — мы бы сейчас не оказались тут, все втроём. Да что я говорю, тебя в живых уже не было бы.
— Чёрт знает… может, ты прав. Глупо осуждать трясину за то, что в ней гибнут люди. — Максим помолчал. — Но я… я! Только что, не задумываясь, убил троих людей, спасая двоих, один из которых — я сам. Кого я после этого вообще могу осуждать?
— Тебе так надо кого-то осуждать?
Максим усмехнулся, почувствовав, насколько кривой получилась усмешка.
— Всем людям надо кого-то осуждать, чтобы не потерять остатки хоть каких-то принципов.
— Вот, Макс, ты и осудил всех людей разом. Как после этого поживают твои принципы?
— Хреново поживают. Да господи, это всё — просто слова, но я-то действительно убил людей, спасая собственную жизнь!
— Не только собственную.
— Какая разница?
— Ты повторил это уже два раза, про собственную жизнь. Будто ты испытываешь стыд от того, что хочешь жить.
Максим заметил, как дрогнула у Сергея верхняя губа при последних словах — то ли это проскользнула гримаса презрения, то ли невольно едва не обнажились клыки, то ли… Максим смотрел на него во все глаза и смысл разговора на секунду отступил на задний план, настолько сильно кольнуло душу то, что он увидел. Но он мог поклясться, что эта мимолётная гримаса Сергея была попыткой сдержать готовые брызнуть из глаз отчаянные, мальчишеские слёзы. Впрочем, гримаса действительно была мимолётной. Сергей тяжело перевёл дыхание и продолжил.