Он упрямо смотрел на выжигающую глаза золотистую полоску. Была тоска, близкая к тихому отчаянию, был страх перед неизвестностью, но не было жалости к себе — как никогда не было в нём жалости к другим, удовлетворявшим его жажду. И не было злости на виновников его близкой гибели — по большому счёту, они лишь защищались, так же отчаянно цепляясь за существование, как и он сам, ведь если у тебя хватило сил не стать жертвой, ты неизбежно сам превратишься в хищника просто потому, что третьего не дано. А этим чувствам — жалости, ненависти, злобе — есть место, наверное, лишь в жизни обычного живого человека, для того же, кто давно существует на грани между жизнью и небытиём, они утратили свой смысл, оставив лишь привычно звучащую шелуху слов — есть обозначения, но нет самих понятий. А скоро не будет ничего… наверное… ничего. Он удивился, поняв, что за всё это время, похоже, стал атеистом. И всё же, как назвать то, что сейчас жгло грудь изнутри, подступая к горлу тяжёлым комком? Ведь у вампира не может быть души…
Антон стоял посреди комнаты в тупом оцепенении. Он даже не знал, сколько прошло времени, потому что привык пользоваться часами, встроенными в мобильник. Ему не было ни страшно, ни тревожно, он просто ждал, не ощущая ничего, кроме пустоты. Время остановилось для него, а с ним замерли и все чувства. В какой-то момент он осознал это и попытался стряхнуть странную апатию. Когда вернётся Сергей? И что ожидает Антона с его возвращением? Оцепенение понемногу отступало, освобождая место нарождавшейся тревоге. Что происходит сейчас у Даши? Что станет с ней, с Максом, с остальными? Антон вспомнил, что чувствовал, когда шёл сюда, теперь он знал, что сделал это не по своей воле. Сергей позвал его. Значит, между ними есть какая-то связь? А если это так, то, возможно, она — не односторонняя? Может ли он также позвать Сергея? Антон попытался вызвать в памяти его образ — бледное лицо, насмешливые искорки в глубоких тёмных глазах, падающая на лоб волнистая чёлка… но как он ни пытался сосредоточиться на облике Сергея, ничего не происходило. Глупо. Как глупо!
От нахлынувшего жгучего чувства бессилия он бросился на кровать и зарылся лицом в подушку, ощутив тонкий запах дорогого парфюма и ещё какой-то — слабый, но вполне уловимый. От него Антону стало не по себе, но он не отнял лица от подушки, всё явственнее ощущая этот запах — влажной земли, хвои, дикой травы — Антон не знал её названия, но в детстве часто срывал листки и растирал между пальцами — этот терпкий, чуть горьковатый аромат был хорошо ему знаком. Парфюм теперь почти не ощущался, зато, чем сильнее он прижимал подушку к лицу, тем явственнее становились запахи леса. Внезапно в ушах эхом прозвучали слова Сергея: «…упал с лошади… последней мыслью было: лошадь убежит, мы в лесу… при падении я сломал шею… мы в лесу… в лесу…» Антон отбросил подушку и резко сел. Сергей погиб, упав с лошади на лесной дороге. Эти запахи были последними в его жизни. В его человеческой жизни, и его тело навсегда сохранило их — влажная земля, лесные травы. Тот неведомый Антону лес, бывший свидетелем нелепой гибели ничего не подозревавшего человека, словно протянул теперь щупальца запахов через годы, десятки, а, может, и сотни лет — сюда, в этот день, и теперь Антон вдыхал их, а с ними словно вбирал в себя последние моменты внезапно оборвавшейся жизни. Неожиданно он почувствовал, будто между ним и Сергеем протянулась незримая, но прочная нить, и в тот же миг его правую руку от запястья до локтя обожгла боль. Антон непроизвольно вскрикнул, ошарашено глядя на руку — на коже проступила красная полоса. И тут же новая вспышка боли — в другой руке. Антон стиснул зубы. Боль отпустила, красные полосы на коже исчезли так же внезапно, как и появились. Пытаясь стряхнуть наваждение, он поднялся с кровати и подошёл к окну, раздвинув плотные шторы. Отразившийся от стёкол соседнего дома луч заходящего солнца ударил в зрачки, вдребезги разбив окружающий мир, на глазах выступили горячие слёзы, сквозь которые вместо проходящей под окном улицы проступила совсем другая картина — тёмные силуэты деревьев, высокий забор из чугунных прутьев, фигурные ворота с привешенными к ним табличками. Всё это длилось не дольше секунды. Антон отпрянул от окна, прижав ладони к мокрому от слёз лицу. Протянувшаяся между ним и Сергеем нить исчезла, но в ней больше не было необходимости. Перед глазами возникло недавнее воспоминание: усмехающийся Сергей стоит на пороге, собираясь уходить. «Тебе лучше побыть здесь. Я скоро вернусь. Не скучай!».