Но, наконец, все дела были закончены, Ланс прикрыл вход в пещеру заклинанием, и мы смогли вздохнуть спокойно: развели костёр, разделись и посушили у огня вещи. Хотя одеяла, пока мы их перетаскивали из повозки, успели промокнуть, на помощь опять пришёл Ланс, высушивший их с помощью всё той же магии.
Только теперь я заметил, что он израсходовал на это почти все силы: помог мне снять доспехи и сразу уснул, упав на пол, а нам с Мири пришлось кое-как подсовывать под него одеяло, что с моей так и не зажившей рукой было непростым делом…
И всё же мы справились: где-то в горах гремела гроза ― надрывно кашлял гром. Запускал молнии, смеясь над нашими страхами, бог-громовержец, насмешливый ветер то и дело разбивался о стены крепости-пещеры. Без задних ног спал маг Ланс, что-то мучило его во сне, он то и дело вскрикивал, грозя страшной карой неизвестному противнику. Это было и забавно, и грустно одновременно.
Мы с Мири, наконец, вдоволь напились горячего целебного отвара, сделавшего наши тела лёгкими и отдохнувшими, позволив, прижавшись друг к другу, на всю ночь предаться любви и забыть о тех трудностях пути, что уже преодолели, и тех, что ещё ждали нас впереди.
Наслаждение и ласки успокоили и утомили нас настолько, что мы благополучно пропустили все ужасы этой ночи. Лишь под утро, когда гроза кончилась, мне приснился странный сон.
Я видел себя бродящим по тёмным лабиринтам, наполненным призраками и другими загадочными сущностями. Они мелькали вокруг, не замечая, словно спешили по своим делам, а я был одним из них и не заслуживал внимания. Какие только уродцы и монстры не встречались на моём пути, и ни один из них не проявил по отношению ко мне ни капли агрессии.
Это тревожило и забавляло, объяснить свои необычные ощущения я не мог. Как бы неправильно это не звучало, но здесь я былсвоим. Один из коридоров привёл меня к большому залу, в котором на креслах, вырезанных из кости и украшенных черепами животных, сидели и неторопливо беседовали местные старейшины. Они и впрямь походили на обычных, убелённых сединами старцев, отличавшихся от простых людей лишь тем, что из их глазниц вырывалось разноцветное пламя.
Это меня заинтриговало, и я приблизился к ним, только тут ощутив, что неправильно передвигаюсь: мои ноги плыли по воздуху, не касаясь гранитного пола. Осмотрев себя, понял, что одет так же, как и старики ― длинная шёлковая рубаха до пола, скрывавшая ступни, была темнее самой ночи. Её украшали золотые и серебряные, смутно знакомые мне символы, значения которых, как ни старался ― вспомнить не мог.
Один из старейшин, тот, в чьих глазах переливалось тёмное, как переспелая вишня, пламя, привстал и поманил меня к себе:
«Сынок, как ты здесь оказался? Твоё время присоединиться к нашему Совету ещё не пришло. Что ты тут делаешь?»
Потрясённый, я не мог ему ответить, потому что, хоть и не сразу, но узнал в нём отца. Наконец, слова пришли ко мне.
― Папа, я ищу лекарство от того заклинания, что исковеркало мои кости…
Он вдруг засмеялся и прижал меня к себе. Я думал, что его тело при прикосновении развеется, как дым, или будет холоднее льда в зимнюю пору. Но это было лишь моей фантазией ― объятья «призрачного» отца оказались так же горячи и крепки, как и прежде.
― А что с твоей ногой? ― зачем-то вырываясь из этих слишком уж жарких объятий, пролепетал я.
― С ногой? А что с ней не так? Она в полном порядке. А вот тебе надо поскорее возвращаться в свой мир и заняться не поиском лекарства, что и так у тебя уже есть, а совсем другого. Худшее наказание, что можно только придумать ― это быть не в ладу с самим собой, со своей совестью, сынок. Разберись с тем демоном, что морочит тебя и твоих друзей. Это мой тебе отцовский наказ, и уходи отсюда поскорее, пока не заявилась моя тёща и не начала браниться по своему обыкновению.
Я кивнул и развернулся к выходу, столкнувшись в дверях с прекрасной девушкой, чья седая коса спускалась почти до пяток. Из её глазниц вырывалось такое знакомое голубое пламя, повторяющее цвет моих собственных глаз. И, хоть на её лице не было ни одной морщинки, по ироничной ухмылке и насмешливо поднятым бровям я сразу узнал бабушку.
Она вскрикнула: «Барри! Радость моя, иди же скорее и обними свою няню!»
И я чуть не рванулся к ней, но голос отца рявкнул:
«Не трогай его, Хильда, он ещё не окончил свой земной путь. Пусть сначала разберётся со своей судьбой».