— Я знаю, — Ника покраснела. Ей не хотелось даже слышать имя Андреса.
Павел Феликсович понял ее чувства и покачал головой:
— Не переживай так, деточка. Я ведь тоже в нем ошибся. Ну вот, а потом они дали послушать твой голос, чтобы мы убедились, что ты действительно в их руках.
— А потом? Что вы собирались делать?
Павел Феликсович болезненно улыбнулся:
— Отдать им кассету. Что нам еще оставалось? В десять Виктор Васильевич должен был с ними встретиться.
— И отдали? — Ника приподнялась на подушке.
— Нет, слава Богу, нет. Как тебе удалось от них сбежать?
Ника улыбнулась:
— Да уж удалось.
Ей не хотелось лишний раз волновать крестного, описывая опасное путешествие по узкому карнизу к пожарной лестнице.
— Скажи лучше, почему я так долго провалялась без сознания? Сейчас я себя вполне нормально чувствую.
— Еще бы! — улыбнулся крестный. — Виктор Васильевич, как только тебя принес, сразу вызвал врача. Тебе сделали укол, а потом еще дали снотворного.
— И что сказал врач?
— Нервное перенапряжение и упадок сил. Сегодня полежишь, а завтра будешь как новенькая!
Дверь отворилась, и в комнату вошла Анна Григорьевна с подносом, уставленным всякой снедью.
— Поговорили? — улыбаясь, спросила она. — А теперь самое время подкрепиться!
Виктор появился уже ближе к вечеру, когда за окнами опять стало темнеть. Ника, несмотря на протесты Старцева и Анны Григорьевны, уже поднялась с постели. Облачившись в свои старенькие джинсы, найденные у крестного в шкафу, и толстый свитер Павла Феликсовича, Ника сидела в глубоком кресле под мягким светом торшера и листала толстый том «Истории костюма». Розовый абажур отбрасывал теплые блики на нежную кожу, волосы не желали помещаться в небрежно завязанный на затылке хвостик и падали непослушными волнистыми прядками на лоб и уши, глубокая тень лежала на щеках от длинных ресниц… Виктор осторожно приоткрыл дверь, ему показалось, что он видит маленькую фею из сказки Андерсена. А когда Ника подняла зеленые глаза и улыбнулась, у него просто дух захватило: нет, не фея — перед ним сидела живая Русалочка. Так, и только так могла выглядеть героиня самой любимой детской истории. Когда-то, маленьким мальчиком, он плакал от бессилия, что ничем не может помочь несчастной Русалочке. И сейчас, став взрослым, он не перестал считать эту сказку одной из самых грустных. Русалочке, конечно, ничем не поможешь. А вот эту девочку он защитить может и обязан.
Однако он ничем не выдал своих чувств. Улыбнулся, придвинул стул к Никиному креслу и уселся напротив нее.
— Ну что, Вероника Павловна, должен вам сказать — вы молодец! Только уж теперь до суда я глаз с вас не спущу!
Что-то в его словах Нику задело, но она не позволила себе сосредоточиться и определить, что именно. Вместо этого она улыбнулась:
— Да ничего я такого не сделала! Мне бы не хотелось, чтобы Раймонд получил кассету. Кстати, вы знаете, кто он, этот Раймонд?
Виктор пожал плечами:
— Мелкая сошка, подручный Инфлянскаса.
— Вы его арестовали?
— Нет. Я думаю, он убрался из Москвы тут же, как только обнаружил, что вы пропали.
— Но, — встревоженно спросила Ника, — если кассета у вас, значит, Андреса будут судить?
— Во всяком случае, легальный въезд в Россию для него закрыт навсегда. А значит, с его бизнесом здесь покончено. — Виктор посмотрел на Нику. — Вы ведь и сами, наверное, догадались, что он не компьютерами занимался.
— Догадалась, — кивнула Ника.
Внезапно она вспомнила, что хотела спросить Виктора еще кое о чем:
— Если вы знаете Раймонда, — нерешительно сказала Ника, — значит, вы знаете и Мару?
— Мару Пономареву, танцовщицу из варьете, подружку Раймонда? — Виктор кивнул. — Знаю.
— А она, — Ника взволнованно прижала руки к груди, — она в этой истории какую роль играла?
Виктор пожал плечами:
— Да никакую. Бедная запуганная девочка. Она догадывалась, что там что-то нечисто, но наверняка ничего не знала.
— Она хотела меня предупредить… — Ника досадливо поморщилась, — а я ей не поверила. Как она сейчас?
— Насколько я знаю, по-прежнему танцует в ресторане.
Виктор хотел еще что-то сказать, но не успел: кто-то громко и настойчиво зазвонил в дверь, а через секунду в комнату вихрем ворвалась Маша:
— Ну что с тобой вечно происходит! Тебя на минуту нельзя одну оставить, тут же во что-нибудь вляпаешься!
— А ты откуда все знаешь? — удивилась Ника.
— Витя мне позвонил и рассказал. — Маша посмотрела на Виктора, вскользь улыбнулась ему, а потом опять гневно обратилась к Нике: — Ты же и не подумала! Я звоню тебе на работу, говорят — заболела! Звоню домой — никто не подходит. Еще чуть-чуть, и я бы поехала на Беговую ломать дверь. И ведь не в первый раз такие номера откалываешь! Ну что, трудно набрать номер и сказать, чтобы я не волновалась? Ты же вчера была в таком состоянии — вполне могла сделать с собой что угодно!
— В каком состоянии? — не понял Виктор. — Разве вчера еще что-то случилось и до того…
— Ничего не случилось, — перебила его Ника, делая Маше знак, чтобы та замолчала.
Но Маша и не думала останавливаться.
— Ничего не случилось, — повторила она, — только всю неделю ее мучила прогрессирующая депрессия. Последствия нервного срыва. Ты просто не видел, до чего она себя довела!
— До чего? — Виктор встревоженно посмотрел на Нику.
— Машка!
Ну зачем она все это ему рассказывает!
— Ни до чего я себя не доводила! — сердито сказала Ника. — И вообще, хватит об этом.
Маша с интересом посмотрела на нее:
— Это называется — лечи подобное подобным. Теперь буду знать, что для лечения последствий нервного перенапряжения необходима сильная встряска, желательно — опасная для жизни.
— Машка!
— Шучу. Но, как ни странно, в этом смысле похищение тебе пошло на пользу. Ты выглядишь куда лучше, чем вчера днем. Хотя вчера я над тобой изрядно потрудилась, но твои литовские друзья оказались визажистами что надо!
Когда часа через два гости ушли, Ника попыталась снова вернуться к изучению «Истории костюма». Но ничего не вышло — мысли блуждали далеко от книги. Ника чувствовала некую странность отношений, связывающих ее с Виктором. Да полно, можно ли вообще назвать словом «отношения» их легкое приятельство? Ну да, оно осложнилось серьезными происшествиями, даже преступлением. Но, с другой стороны, не будь преступления, они бы и не познакомились. Ника вряд ли бы его заинтересовала, а уж он ее не заинтересовал бы точно. Ника грустно улыбнулась, вспомнив, сколько усилий пришлось приложить Виктору, чтобы познакомиться с ней.
Итак, легкое приятельство, не более того. Ника стала перебирать в памяти весь сегодняшний разговор. Как он сказал? «Я до суда глаз с вас не спущу!» Только до суда над Андресом, то есть пока Нике будет угрожать опасность! А потом? Ника вздохнула. Вполне возможно, что потом они просто больше не увидятся. Да, скорее всего так и будет.
А вот Маше он, вероятно, будет звонить и дальше. Может быть, они даже будут встречаться, сразу видно, как им хорошо друг с другом. И сейчас они ушли вместе.
Ника опять вздохнула и сказала себе, что Машка заслуживает счастья. Пусть у них все будет хорошо! Но почему-то радости это ей не прибавило.
9
Прошел еще месяц. Ника почти угадала — с Виктором они виделись редко, несмотря на то, что до суда было далеко, следствие несколько затянулось. Как-то раз, впрочем, Виктор даже приехал к ней домой — Ника снова перебралась на Беговую, несмотря на отчаянные протесты Старцева. Впрочем, и на Беговой она редко оставалась одна: у нее постоянно ночевали то Маша, то Света.
Виктор приехал как раз в такой вечер, когда ни Маши, ни Светы не было, а Ника коротала вечер в одиночестве. Она даже не думала, что так ему обрадуется. Быстренько соорудив чай, Ника уселась с ногами на кушетку и с удовольствием наблюдала, как Виктор делает бутерброды. Вообще-то она сама хотела этим заняться, но он не позволил.