Я не запаниковал. Я просто не поверил. Сработало жесткое правило: не торопиться. Не торопись. Тихоня Тим. Выздоравливай. А там разберемся в этих индейских фокусах.
Индейцы обходились со мной жалостливо. Разговаривать мы не могли, но часто кто-либо приходил ко мне, садился рядом, улыбался и кивал, угощая фруктами и орехами. Лучшую рыбу тащили они моей хозяйке, лучшие куски редкой добычи. Мне все они казались на одно лицо, их варварские имена я вообще не пытался запомнить. Откровенно говоря, я уже мог бы и уйти — по моим расчетам до большей реки около сотни миль, на реке же всегда есть люди. Но меня держала тайна старика.
Помог случай. У моей хозяйки кончилась соль. Она грустно повертела в руках красный горшок, в котором обычно хранилась соль, и побежала к соседке. Как я понял, соседка ей ничем помочь не смогла. После долгих и шумных совещаний пять-шесть женщин, прихватив посудины, потопали гуськом туда, где высился странно безлесный для этих мест холм. Почему-то обмирая, я пополз за ними. Женщины шли весело, болтая и смеясь.
Они остановились у подошвы холма, трижды поклонились черному отверстию пещеры и запели забавную песенку.
Из пещеры вышел Отец. После небольшой суматохи и уважительных приветствий старик уселся на землю. Перед ним полукругом расположились женщины. Все группа замерла на минуту. Потом женщины подхватили заметно потяжелевшие горшки, поклонялись старику и двинулись в обратный путь. Я заполз поглубже в кусты. Женщины прошли мимо, и я разглядел в горшках насыпанную горкой крупную, чистую, розоватую соль.
А если я захочу луну с неба!
Неделю я ломился сквозь языковой барьер. Но и проломившись, выяснил немного. Кто этот старик? — Отец. — Чей? — Всех. — Как он делает свои чудеса? — Не знаем. — Он может сделать все? — Нет. Только вещь. — Какую? — Любую. — А если он не видел ее никогда? — Надо, чтобы видел тот, кто хочет вещь. — Старик всем девает нужные вещи? — Да. Почему он не сделал вам много денег, золота, ружей, виски? — Нам это не нужно. — Откуда он взялся. Отец? — Раньше был другой Отец. — Потом умер. Стал этот. — Как стал? — Старый Отец научил нового. — Научил?! Да. — Он и меня может научить? — Нет. — Почему? — Ты не будешь Отцом. Ты уйдешь. Ты чужой. — Зачем же ты делаешь острогу, попроси Отца, — он даст новую и лучшую.- Стыдно лениться.
О! Вот он, мой шанс. Я должен заставить старика научить меня. Он как дитя. Обмануть, запугать его — легко. А ух тогда… И перед моим взором выросли штабели маслянисто блестящих слитков золота, завертелась рулетка Монте-Карло, улыбнулась мне Мей Лу — суперзвезда экрана… Я вонзал ногти в ладони и стал лихорадочно умолять себя не торопиться.
Я месяц просидел в этой деревушке. Месяц меня жрали все насекомые сельвы, а я, соответственно, жрал их — трудно даже представить себе, сколько всякой ползучей и летучей гадости сваливается в горшки, пока варится пища!
Я месяц мылся без мыла и весь зарос, пока сообразил попросить у старика все, что мне нужно. И я получил лезвия «Жиллет» и мыло «Поцелуй Мерилин». Старик сотворил бы для меня и груду золота, да только как я ее потащу? И потом, мне нужна не просто груда…
Меня замучали кошмарные сны. И когда я понял, что схожу с ума, я снова пошел к старику.
Он сидел у костра, грея над углями сухие руки, обтянутые пергаментной кожей. Рядом неслышно суетился юноша лет восемнадцати — будущий преемник Отца, как я узнал в деревне.
Я сел напротив, закурил длинную плоскую сигару — тоже подарок Отца. Я видел такие однажды, когда толкал одному нефтяному шейху кое-какую мелочь из раскопок Междуречья. Дымок липкими голубыми лентами поплыл к вершинам деревьев. Он пах, как дорогие духи, и этот запах вызвал во мне припадок злобы и радужные видения: Париж, Гавайи, Рио… Я с трудом взял себя в руки. И повел долгую беседу.
Старик бесил меня своей прямотой, откровенностью, примитивным уровнем изложения. Ведь не может быть, чтобы это оказалось так просто! И не может быть, чтобы мне, чужому человеку, вот так запросто взяли и рассказали все? Разумом я понимал, что старик не лжет, но в душе не мог поверить ни единому его слову. Это надо быть идиотом, чтобы поверить!
Вот что он мне рассказал. Отец был в племени всегда. Он делал все, что просили люди. Просили же немного: соль, иногда железные наконечники для остроги, простые украшения. Не так давно кто-то побывал в гостях у соседнего племени и попробовал там сахар. Теперь просят и сахар. Племя живет уединенно, добывает себе все необходимое, а в большем нужды не испытывает. Отца же просят только тогда, когда чего-то не могут сделать сами или когда нужно очень быстро сделать. Вот в прошлом году горела сельва. Погибли растения, из которых делают веревки, сети. Тогда попросили Отца. Он дал.