Кстати, в тот самый день она и выскочила. В день смерти. В принципе ее появление стало еще большей неожиданностью, чем сама смерть. Короче, она пришла, встала в дверях и сказала:
— А вот и вдова. Не ждали?
В одной руке сумка с вещами, в другой — ребенок.
— Сходите за коляской. Я оставила ее в подъезде, — строго приказала она.
Гриша сразу вскочил и побежал вниз за коляской. На самом деле никакой вдовой она не была. Ребенок — не от Него. От первого мужа. Три месяца. Девочка.
— Интересно, — протянула Алена своим ленивым таким, немного скучным голосом. — Если ребенку три месяца, куда вклинился второй муж?
Действительно… Да, но откуда она узнала о Его смерти? Очень просто. Его выносили — она заходила. То да се, из какой квартиры, а не поможете ли коляску в подъезд завезти? Санитары помогли.
Есть на свете такие девушки, у которых на один сантиметр времени приходится чертова масса событий. Это девушки с повышенной вертлявостью жизни. Такую спросишь: как, мол, прошло утро? При этом не имеешь в виду ничего особенного. Просто хочется узнать: как спалось, как настроение, звонил ли любимый, был ли кофе достаточно горяч. Девушка открывает рот, и тут же обнаруживается, что за означенные два часа ей пять раз сделали предложение, украли кошелек, она попала в автокатастрофу, чуть было не эмигрировала в Америку, побывала в милиции на опознании особо опасного преступника и забыла накрасить один глаз. Именно из породы таких милых непосед была наша новоявленная вдова. Нам она не внушила доверия. Сразу стало ясно — аферистка. Потом оказалось — нет, не аферистка. Просто сумасшедшая. Глядя на нее, мы второй раз разозлились на то, что Он обвел нас вокруг пальца. И второй раз испытали облегчение. Обрадовались, что Его образ дал еще одну трещину. Был такой железобетонный, несгибаемый человек, не подверженный сомнениям и слабостям, человек твердых принципов и гранитной воли, которая твою маленькую слабенькую волю расплющивает на раз, как яйцо всмятку. Рядом с Ним всегда казалось, что делаешь что-то не то. В общем, Он заставлял держать спину. Не позволял расслабиться. В моральном смысле. Ольга после развода так ни с кем ни разу и не… скажем, не дружила. Несколько лет. Он говорил: «Давай-ка, матушка, без проблядовок. Я этого не люблю. Ко мне никого не приводи, да и к себе не советую». Ну она и слушалась. Можно, конечно, сказать, что Ольга — курица. Хорошо. Ольга — курица. А мы-то? Никому из нас и в голову бы не пришло Его обмануть. Может, именно поэтому теперь мы жаждали его развенчания?
Я не припомню, чтобы мы хоть раз собрались у Ольги, или у Алены с Гришей, или у Натальи с Денисом. О себе не говорю — квартира у меня холостяцкая, для нашей компании совсем не подходит. Мы собирались только у Него, и Он очень строго следил, чтобы не было чужих. Иногда, правда, удавалось кого-то протиснуть в наши сплоченные ряды, но только с Его одобрения. Однажды Алена привела подругу детства. Весь вечер Он молча наблюдал за объектом, а на следующий день позвонил Алене на работу и посоветовал тщательней фильтровать людей. Так и сказал: «тщательней фильтровать». Впрочем, что сказала о Нем подруга, вообще осталось за кадром. А интересно было бы послушать. Ну ладно. Фильтровали мы людей, фильтровали, и вот, пожалуйста. Айседора Дункан с посторонним младенцем на руках. Па-де-труа, по естественным биологическим причинам в тот знаменательный день превратившееся в па-де-де. Как будто Он сам наплевал на собственные правила. Потому и облегчение — теперь уж и у нас волюшка вольная. И сразу возмущение. Выходит, ему можно было? А нам? Выходит, Он нас обобрал? Обкусал нашу жизнь, как горбушку? Корочку поджаристую съел, а нам оставил непропеченный добропорядочный мякиш?
Нам бы горевать. А мы-то…
Причина возмущения крылась на самом деле не столько в том, что Он нас обобрал, сколько в том, что мы сами себя обобрали. Позволили себя обобрать. Посадили на свою голову Гудвина, великого и ужасного. Оставался вопрос: а если это любовь? Я имею в виду девицу с младенцем. Он что, полюбить, что ли, не мог? Еще как мог! Но в любовь почему-то никто не верил. Почему?