Уже Юлий Цезарь знал, что победа обычно достаётся тому, на чьей стороне остаётся инициатива и кто первым сможет предпринять эффективные действия. В связи с этим я зачерпнул полную горсть шерскена и бросил порошок прямо в лицо Негру.
Шерскен, ах, шерскен. Можно писать стихи об этой смеси трав, столь удачно подобранной, что в крошечных количествах она лечила от многих недугов, а в больших отравляла, не оставляя следов. А попав в глаза она вызывала мгновенную, хотя чаще всего и проходящую, слепоту. Давно, очень давно, когда я ещё не был тем, кем стал теперь, я использовал шерскен чтобы отравить отряд элитных и отборных солдат Хакенкройца, бунтовщика из Прованса. Я спас жизнь человеку, который устроил меня в Академию Инквизиториума и благодаря заступничеству которого я стал служителем Святого Официума. Арнольд Ловефелл был хорошим, честным человеком, хотя он всегда казался мне слишком деликатным для инквизитора. В любом случае, шерскен спас жизнь и мне, и ему, так что понятно, что я до сих пор питал к этому яду личную привязанность. И никогда не забывал положить в карман хотя бы маленький мешочек полезного порошка.
Исходя из моего опыта, Негр должен был сейчас начать выть, кататься по земле или биться об стены, и, прежде всего, тереть, тереть и тереть зудящие веки. Между тем, ничего этого не случилось. Охранник застыл, выпучил глаза, затем его радужки закатились, оставив на виду одни белки. Потом он упал на пол. Впрочем, упал это слабо сказано. Он рухнул на пол, да ещё и с таким грохотом, что я знал, что он не притворяется и что это не какой-нибудь неожиданный трюк или уловка, предназначенная ослабить мою бдительность. Голова Негра ударилась об камни так сильно, что я счёл почти чудом, что она не раскололась на куски.
Григ ввалился в комнату, когда я всё ещё осторожно и подозрительно тыкал Негра сапогом в ребра.
– Гнев Господень! – Воскликнул он, останавливаясь на пороге. – Как вы это сделали?! Он мёртв?
Тело Негра начали сотрясать конвульсивные судороги, поэтому я решил, что нет нужды отвечать на второй вопрос.
– Что ж, меня обучали кое-чему из области рукопашного боя, – ответил я скромно. – Впрочем, по вашему описанию я полагал, что с ним будет сложнее справиться, – добавил я совершенно искренне.
Григ некоторое время смотрел на меня с недоверием, а потом перевёл взгляд на охранника. Я посмотрел туда вместе с ним и увидел, что чёрное до сих пор лицо Негра посерело, словно присыпанный пеплом пергамент, а на коже появились ядовито-красные пятна.
– Что с ним сделали, во имя святого Андрея Отравителя?
Ха, Григ случайно обратился к правильному апостолу! Но я не собирался ему об этом говорить.
– В принципе, ничего такого, – сказал я, почти не погрешив против истины. – Пойдёмте, господин Григ, осмотримся.
– С радостью. Может, снова увижу, как проявляет себя в деле знаменитая инквизиторская интуиция.
Я слегка поморщился, поскольку, как знает каждый, если шутка затягивается слишком надолго, она перестаёт быть смешной. Окованный сундучок мы нашли быстро, он лежал на постели Негра, завёрнутый в ковёр, и служил ему подушкой. Не тратя времени на поиск ключей, я попросту велел Григу принести из телеги инструменты. А потом мы общими усилиями взломали замки. Я не ожидал ничего особенного или сверхъестественного. В отличие от Грига, который, когда крышка поддалась, закрыл глаза и отступил с гримасой страха на лице. Он что, думал, что из этой коробки на него вылетит дьявол рогатый? Или что его ударит в грудь золотой пылающий луч? Что ж, безусловно, попадались чернокнижные книги, которые были защищены весьма изобретательным образом, но опытные чувства инквизитора, как правило, позволяли почувствовать магическую ловушку и соответствующим образом её обезвредить.
Мне вспомнился известные мне из истории случай, когда невнимательный инквизитор допустил самоуничтожение чернокнижного тома, который, кстати, был единственным доказательством против одного доктора тайных наук. Заклинание, однако, ничем не помогло чернокнижнику, поскольку отсутствие книги было признано главным доказательством обвинения по его делу. Суд пришёл к справедливому выводу, что если бы обвиняемый не занимался чёрной магией, то книга бы не исчезла, а глупую отговорку, что никакой книги никогда и не было, счёл оскорбляющим авторитет и разум судей. Так что костёр всё же запылал.
В этом случае, однако, я не мог и не должен был рассчитывать на подобную благосклонность судьбы и жизненную мудрость суда, поэтому очень обрадовался, когда увидел в коробке том в тёмном переплёте. Обложка была обтянутая бархатом, скользкая и блестящая. Я вытащил книгу и сразу же раскрыл её на столе. Я лишь надеялся, что это не очередное произведение, повествующее об очередных любовных похождениях какого-нибудь короля, султана или другого похотливого распутника.
– Ну что? Ну что? – Допытывался Григ, заглядывая мне через плечо.
– Это мусор, – ответил я после долгой паузы и выругался. – Обыкновенная фальшивка.
– Как это? – Я увидел, как вытягивается лицо моего спутника. – То есть Шуман невиновен?
Я поднял на него взгляд.
– Шуман виновен, так или иначе, – сказал я. – Ибо он совершил преступление против нашей святой веры. Только он ничего бы не добился. Его обманули.
– Но мы от него избавимся? Вы заберёте его и сожжёте?
Я нетерпеливо махнул рукой, поскольку арест и суд над архитектором меня не особо волновали. Я надеялся, что Шуман действительно получил во владение бесценный фолиант, а тут оказалось, что он пользовался книгой, написанной мошенниками. Почему так я решил? Ну, во-первых, том был написан на латыни, а ценные гримуары на этом языке попадались крайне редко. Самые ценные книги были написаны на греческом, иврите или персидском, а в последнем случае авторы чаще всего использовали арамейский алфавит. Конечно, на латыни создавались переводы, но в подавляющем большинстве случаев на их основании можно было получить представление об определённых обрядах или ритуалах, однако они не позволяли эти ритуалы или обряды проводить. Так получалось из-за недостатков перевода. Поскольку содержание магических книг часто содержало что-то вроде герметического шифра, а его секреты и тонкие нюансы терялись в процессе перевода. Второй причиной, позволяющей мне считать, что я имею дело с подлогом, оказался материал, из которого были сделаны страницы. Насколько я мог понять, это была хорошего качества бумага, изготовленная по новейшим технологиям, гладкая и глянцевая. Таким образом, я имел дело с книгой, которая была создана не ранее, чем несколько десятков лет назад. А значит, либо это был современный перевод, либо грубая подделка. И я готов был биться об заклад на большую сумму, что имел дело со вторым вариантом.
– Позовите Шумана, будьте добры, – попросил я Грига.
Уже через минуту архитектора впихнули в комнату, толкнув с такой силой, что он долетел до стены, больно ударившись об неё лбом.
– Я сказал «позовите», а не «убейте на моих глазах». – Я с неудовольствием покачал головой и подошёл к поднимающемуся с пола Шуману.
Я протянул ему руку, но он гневной гримасой отдёрнул от меня свою и сам встал на ноги.
– Вы заплатите за это нападение – процедил он. – Я переверну небо и землю, чтобы вас наказали. И поверьте, у меня есть друзья...
– Уверяю вас, что их число в ближайшем будущем серьёзно уменьшится, – перебил я его шутливым тоном.
Тон был шутливым, но смысл фразы вполне серьёзным. Люди, обвиняемые Святым Официумом, словно становились невидимками. Иногда могло показаться, что они были невидимыми всю свою жизнь. Ибо вот мы спрашиваем ближайшего соседа, что за человек обвиняемый, а этот ближайший сосед ни за что на свете не может вспомнить ни лица, ни имени человека, о котором идёт речь. Шуман имел все шансы стать невидимкой таким же образом.
Взгляд архитектора упал на лежащего на полу Негра. Он наклонился и осторожно проверил его пульс, а потом приложил ухо к его губам.