– Вы мне верите? – я не узнал свой голос, прозвучавший настолько глухо и безжизненно, как будто говоривший пытался пробиться сквозь крышку гроба, и было ему лет сто пятьдесят.
Поймав на себе недоумевающие взгляды друзей, я осознал, что не с того начал, и это переполнило чашу терпения:
– Да на фиг! Достали уже игры «верю – не верю».
Порывшись в своих вещах, я извлек на свет божий подаренный мне эльфом кинжал, зачем-то потрогал пальцем лезвие, отчего кожа тут же украсилась красной чертой – кто его знает, может, и волос эта железяка сможет напополам рассечь.
Все это время за мной наблюдали молча. Я покачал клинок, глядя, как свет играет на стальных гранях.
– Тебе придётся кое-что сделать, дружище, – повернувшись к Оррику, я кивнул на его меч. – Ты как, оружие в руках держать ещё можешь?
Он с недоумением посмотрел на меня, затем перевел взгляд на кинжал. Теперь в нем проявились тревога – ещё бы, я впервые так запросто обратился к нему. А все новое, в понимании Оррика, несет в себе неприятности.
– Вряд ли они посмеют напасть ещё раз, – он кивнул на клинок в моей руке. – Зачем тебе нож?
– Это не для врагов, – отмахнулся я и обвел обоих спутников тяжелым взглядом.
– Теперь слушайте меня очень внимательно. От точности и своевременности ваших действий будет зависеть, – я замялся, – да все будет зависеть.
– А как же информация? – заикнулся Оррик.
– Да плевать мне на информацию! – взорвался я. – Ваши жизни мне дороже, чем все секреты этого поганого мира! Понятно?!
Мне кажется, они испугались. И это даже хорошо – меньше вопросов. Дождавшись вынужденных кивков волшебницы и инквизитора, я продолжил:
– Я хочу, чтобы вы исполнили одну мою просьбу.
– Какую? – настороженно спросил Оррик.
– Не пускайте никого в эту комнату, пока не приедет князь. Ну, и сами ничего здесь не трогайте, – с этими словами я полоснул себя по горлу кинжалом, мгновенно ощутив, как по груди расползается обжигающая волна.
– Ты что творишь, недоумок?! – взревел инквизитор, бросившись отнимать клинок, но было уже поздно.
В следующий миг я упал на эльфа и изо всех сил обхватил его за шею, прижимаясь щеками к лицу. Почему-то мне в этот момент казалось крайне важно, чтобы как можно больше моей крови попало на его тело.
Сознание затухало быстро, но я до последнего слышал, как яростно бушевал Оррик и плакала навзрыд Валена. Вместе со звуками отступали ощущения от чьих-то прикосновений. Меня пытались отодрать от эльфа, я сопротивлялся, пока оставались силы. В тот самый роковой момент, когда темнота подобралась вплотную, и чувства почти исчезли, до моего слуха донеслись полные отчаяния слова:
– Гореть нам с тобой на костре, ведьма!
Глава 2
Сознание возвращалось рывками с каким-то подозрительным треском, как будто где-то искрила проводка или шипел ненастроенный телевизор. Пошли цветные полосы, светлые пятна, на секунду почудилось, что чей-то голос монотонно отсчитывает секунды. «Может, я уже гребаный терминатор, и мне только что воткнули новую батарейку?» – мысли мелькнули и пропали, забившись подальше под напором ещё более сумасбродных идей. В следующую секунду мой глаз распахнулся, и я снова зажмурился от яркого света, заливавшего комнату через открытые нараспашку окна. Всё-таки не зря люди придумали шторы, в следующий раз надо будет требовать номера с занавесками, нафиг этот минимализм.
– Я всегда подозревал, что вы изобретательный молодой человек, – произнес чей-то голос, показавшийся мне смутно знакомым.
Попытавшись повернуться на звук, я схватился за горло – вспышка боли будто продолжение той, что пришла вместе с окончанием жизни, затопила меня. Перед внутренним взором промелькнуло видение, как нож, словно масло, входит в плоть. Вспыхнуло и погасло. «И совсем не больно», – подумал я. Затем сознание мигнуло, в ушах зашуршал «белый шум», – ко мне снова вернулась способность более-менее сносно соображать, а зрение начало исправно поставлять пищу для разума.
Как только это произошло, все мое существо возликовало! Импровизация удалась. Аридил живёхонький, почти как новый, с вполне себе здоровым румянцем на щеках, как после мороза, замер напротив меня. Не портил картину даже рваный и залитый кровью камзол. Впрочем, повод для радости слегка омрачал тот факт, что его глефа упиралась в мою грудь чуть пониже того места, куда пришелся удар подаренного им кинжала. Эльф держал оружие твердо, не сводя с меня пылающих глаз. Выражение презрения на идеальном лице то и дело сменялось ненавистью, и тогда лезвие касалось моей кожи, оставляя на ней едва заметные красные черточки, которые, к слову, неприятно саднили. Чувствовать себя мишенью этой штуковины оказалось не особо приятно, так как я своими глазами видел, на что оно обычно способно.