— Все одно беспокойно. Как там? Нет, уж пойду. Надо.
Пока я размышлял, у дверей позвонили.
— Откройте, Иван Андреевич, — крикнула Галя из ванной, — я пока оденусь.
Я открыл дверь и невольно шагнул назад. Передо мной стоял мой собеседник с автобусной остановки в Филях. Только сейчас я обратил внимание на оттенок его загара — он отливал медью. Так загорают только на юге.
— А-аа, — протянул он, узнав меня, — вчерашнее воскресенье. Здорово, дедуля.
Он уверенно вошел в переднюю, бросил взгляд на Галин пыльник на вешалке и рассеянно обернулся ко мне.
— Ты чей дедок — Галкин или Виктора?
— А вас почему это интересует? — спросил я.
— Меня это совсем не интересует. Я из вежливости, — засмеялся парень. — Галка дома?
— Она одевается, — буркнул я. Парень мне явно не нравился.
— Не гордые — подождем, — сказал он и прошел в комнату.
Даже не взглянув на оранжерею Виктора, он присел к столу и засвистел.
— Нехорошо, — заметил я укоризненно.
— Что нехорошо?
— Свистеть.
Он оглядел комнату и ухмыльнулся.
— Верующий? А икон нет — значит, можно.
Но свистеть перестал. Я выжидающе смотрел на него.
— Что глядишь? Дивуешься?
— Загорели вы очень.
— В степи, — равнодушно пояснил он. — На целине.
Я буквально выпучил глаза. Передо мной был живой человек из того почти как Антарктида, страшного мира, каким со страниц «Дейли мейл» выглядят советские целинные земли.
— Сбежал? — спросил я.
— Дураки бегут, а я в отпуск приехал. Дело есть.
— А как там?
— Ничего. Наворачиваем.
— В землянках живете?
— Много вы о нас знаете, — фыркнул он и сплюнул.
Плевок пролетел на некотором расстоянии от меня и очень точно попал в раскрытое настежь окно. Я отшатнулся.
— Удивляешься, — засмеялся парень. — Это я в степи научился. Пылища по дорогам — смерть. Все горло забьет. А живем ничего. Получше вашего живем. Кровати с шишечками. Радио.
— Ого, — сказал я дипломатично.
— Амбулаторию огоревали. Вот я и приехал за Галкой.
— За Галей? — удивился я. — А Виктор?
— Виктор ей ни к чему. У него ни души, ни сердца — одна электроника.
— Ну, знаете, — начал было я.
— Знаю, если говорю, — отрезал парень. Я за Галкой топал, когда тебя, дедок, здесь не было. Так бы душу вынул и на стол положил — на, бери, делай что хошь. Не взяла.
Он произнес это с такой откровенной горечью, что язвительная насмешка застыла у меня на губах. Я только спросил:
— Думаете, теперь возьмет?
Он помолчал, потом сказал, глядя в окно.
— Вызволить ее надо. Пропадет она с ним.
— Кого это ты вызволять собираешься?
В дверях стояла Галя. В синих глазах ее светился смех.
В первый раз увидел я, как он смутился. Кровь густо прилила к его лицу и шее. Даже стойкая сила загара не смогла скрыть Этой предательской красноты.
— Когда ты только поумнеешь, Павел?
— Да вот как вижу тебя, так и дурею.
— Значит, и видеть не надо.
— А если такая дурь любого ума слаще, — нахохлился Павел.
— А мне в ней какая радость? На дурь и ищи дур!
Она подошла к зеркалу, кокетливым жестом поправив волосы. Павел стоял, опустив глаза, и не видел того, что увидел я: Галя отнюдь не сердилась.
— Давно приехал?
— Дня два.
— Когда назад собираешься? Или совсем не собираешься?
— Это от тебя зависит, Галка. Как ты захочешь.
— Значит, завтра и уедешь.
— Какая ты злая, Галина.
— Да уж какая есть.
Должно быть, растерянность Павла ей показалась забавной, потому что она громко рассмеялась и прибавила добродушно:
— Не расстраивайся, Павлуша. Я шучу. Лучше проводи меня до уголка.
— А ты не шути, — сказал упрямый парень. — Меня этим не отошьешь. Я прилипчивый.
— Ну пойдем, прилипчивый.
Появление Павла и Галина радость, плохо замаскированная наигранным пренебрежением к гостю, заставили меня призадуматься. Злые слова Павла об «электронике» вместо сердца у Виктора также наводили на размышление. Что-то уже так прочно связало меня с Галей и Виктором, что я не мог отнестись безразлично к ощущению неведомой опасности, занесенной ветром с целинных земель.
Сказать или не сказать Виктору? И что сказать? И не покажусь ли я на старости лет смешным гидальго из Ламанчи, забывшим о том, что в этом уголке подлунного мира действуют совсем иные моральные критерии и законы?
Пока я размышлял об этом, пришел Виктор и пришел не один. Его сопровождали Николай Дорохов, Света Минчук и Федя Семячкин. Курносенький Ежик Белкин с аккордеоном через плечо замыкал шествие. Все они работали в одной бригаде с Виктором, хотя я имел очень смутное представление о том, что такое бригада. Средний возраст их не превышал двадцати.