Выбрать главу

– Ты великолепно подобрал выражение, или я ничего в этом не понимаю, – обрушилась на него Джини, едва за Мелани закрылась дверь.

Джордан поставил стопку тарелок в раковину, и оба мгновенно позабыли о них.

– Я не имею ни малейшего желания уйти из твоей жизни, Джини. Особенно после этой ночи.

– Прошлая ночь произошла по твоей инициативе, а не по моей.

– Ты хочешь убедить меня, будто не хотела, чтобы я остался? Что я заставил тебя?

– В каком-то смысле.

Его губы искривила усмешка. Она ненавидела, когда его все понимающие глаза обезоруживали ее.

Джини покраснела и с упреком бросила ему:

– То, что произошло прошлой ночью, не имеет значения, меньше всего я хочу повторения этой ошибки, превратив ее в нечто постоянное.

Она сорвалась с места, чтобы убежать из кухни и запереться в спальне до тех пор, пока он не уедет, но его крепкие руки обхватили ее запястья, и он изо всех сил прижал ее к своей груди. Джини старалась вырваться, но руки приковали ее к его телу. Джордан побледнел от боли, но ничего не говорил. Вдруг вспомнив о его ушибах, она прекратила сопротивляться. Его хватка ослабла, но только чуть-чуть.

– Джини, ты моя жена.

– Бывшая.

– Но это формальность, которую легко исправить.

– Это реальность. Она длится тринадцать лет, если быть точным. Всю жизнь. Или ты забыл?

– Черт побери, – сквозь зубы пробормотал он, – ты вернешься ко мне.

– А мне можно сказать, что я об этом думаю? Это моя жизнь. Моя и Мелани.

– Вот именно, и Мелани, – подхватил он мягко. И многозначительно.

Джини закусила верхнюю губу, ее сердце переполнилось чувством вины. Она не могла встретиться с ним глазами.

– Я не хочу говорить о Мелани.

– А я хочу, – продолжал он безжалостно. – Мы с ней побеседовали утром. Она с удовольствием приедет в Калифорнию.

– Джордан, зачем ты втягиваешь ее?

– Она наш ребенок. Это и ее будущее. Может быть, тебе нравится в одиночестве преодолевать финансовые трудности, чтобы удержаться на плаву, но Мелани – нет. – Его взгляд обежал порванный линолеум на полу, отбитые кафельные плитки, выщербленную раковину и стопку неоплаченных счетов на столике у телефона. – Она рассказала мне, что чувствует себя очень неуверенно из-за того, что у вас постоянно не хватает денег. Кроме того, ей все время было не по себе потому, что у нее нет отца.

– Эти сложности появились только после катастрофы.

– А что будет, если с тобой случится что-нибудь еще? – голос его смягчился. – Послушай, пойми меня правильно. Я считаю, что ты сделала для Мелани что могла: она умная, приспособленная к жизни и хорошенькая девочка. Но ей нужны оба родителя. Даже если бы я оказался таким глупцом и ушел отсюда, отказавшись от борьбы за тебя, я все равно оказывал бы вам финансовую помощь. Ты же понимаешь это. Но есть кое-что поважнее денег. Любовь. Семья. Тринадцать лет я был лишен этого. Да и вам будет лучше. Если бы тебе не пришлось так много работать, чтобы обеспечить вас обеих, у тебя было бы больше времени для девочки. Ты нужна ей, Джини, и – нравится тебе это или нет – я ей тоже нужен.

Прошло довольно много времени, прежде чем Джини смогла сказать что-то в ответ, но когда она заговорила, то так тихо, что Джордан едва мог расслышать.

– Думаю, ты догадываешься, что загнал меня в угол. Я уверена, Мелани слушает наш разговор, и она навсегда обидится, если я не сделаю того, что ты хочешь.

– Джини, я хочу, чтобы ты вернулась ко мне.

– Это ты сейчас говоришь. Но я сомневаюсь, будешь ли ты чувствовать то же самое, когда увидишь, насколько я не подхожу твоему блистательному образу жизни.

– Я в этой блистательной жизни чертовски одинок, а глядя на твою жизнь, вижу: она тоже не сахар.

– Вряд ли из этого что-то получится.

– Есть только один способ узнать, что из этого получится.

В душе Джини шевельнулось дурное предчувствие, по коже пробежал холодок. Сколько же еще она сможет выдержать? Она боялась, что ее любовь намного сильнее его желания обладать ею. Если ничего не выйдет, она потеряет все, а он будет жить дальше и забудет ее, как забыл многих других женщин. Но она должна ради Мелани. Они оба должны ради нее.

– Хорошо, – согласилась она неохотно. – Мы приедем. На лето. А там посмотрим.

– У меня еще две недели турне. К тому времени закончится учебный год.

– Да. – Все происходящее казалось ей нереальным.

Он словно баюкал ее на руках:

– Больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива, Джини.

Его неожиданная нежность и участие застали ее врасплох, сердце забилось быстрее. Она испугалась того, насколько уязвима для него – для его случайных прикосновений, воображаемой доброты в его голосе. Горло сдавило, она с трудом дышала. Внезапно ей пришло в голову, что благодаря обаянию, которое она так сильно ощущала, ему очень просто увлечь ее. Но в этом таилась огромная опасность. Да и вряд ли это поможет решить многочисленные проблемы, возникшие между ними.

Он хочет, чтобы она была счастлива… И она решила сказать ему что-то обидное, ведь она приняла решение держать его на расстоянии.

– Ты что же, думаешь, тебе удастся насильно сделать меня счастливой, Джордан?

Она сразу почувствовала, как он напрягся.

– Если придется. – Ответ прозвучал спокойно, с едва различимой тревогой.

Он все еще не разжимал объятий. Пальцы поглаживали ее руки, и эти движения беспокоили больше, чем слова. Наверное, он презирает ее за тот трепет, который пробуждают в ней тепло его рук и близость к нему.

– Джордан, я должна еще кое-что знать. – Она осеклась.

– Да?

От его глаз некуда спрятаться, ей почудилось, что в них, как в черном пруду, можно утонуть.

– У тебя кто-то есть? Другая женщина… – слабым голосом спросила она. Ну зачем этот вопрос? Теперь ему ясно, что он ей небезразличен.

Джордан погладил ее по волосам.

– Да, у меня была женщина, – признался он, – но теперь, когда я нашел тебя, там все кончено. Я не откладывая поговорю с ней. Она поймет. Джини, ты единственная, кого я любил в своей жизни.

Непоколебимая твердость, с какой он говорил о любви к ней, и намерение немедленно избавиться от той женщины заставили Джини содрогнуться. Когда она ему надоест, неужели он точно так же избавится и от нее?

И что она тогда будет делать? Как переживет это?

Он почувствовал ее сомнения.

– Джини, забудь все, что ты читала или слышала обо мне. Там одни выдумки. За эти годы у меня, конечно, были женщины, и последняя значила для меня больше других. Но ни в одной я не нашел того, что было между нами. Наверное, поэтому я во что бы то ни стало хочу вернуть тебя.

Как она хотела верить ему!

Он склонился над ней, пытаясь убедить ее единственным способом, который – он знал – поможет. Джини ощутила тепло его дыхания сзади на шее, а прикосновение его губ вызвало дрожь восторга.

Его руки плавно скользили по спине, прижимая ее все крепче. Кровь загорелась от древнего, как мир, инстинкта.

– Скажи, что ты попытаешься вернуться ко мне, Джини! Это все, что я прошу.

Теперь его губы были около уха, зубами он покусывал чувствительную к ласке мочку.

– Я не могу думать, когда ты со мной, – задыхаясь, проговорила она.

– А я и не хочу, чтобы ты думала, я хочу, чтобы ты чувствовала.

В том-то и дело. Все ее чувства всегда были подвластны ему. Она не хотела ничего обещать в тот момент, когда ее пронзала дрожь желания.

Джини вырвалась из его рук и отступила на шаг, преодолевая искушение. Но его страстный взгляд не отпускал ее.

– Хорошо, Джини, – проговорил он хрипло, стараясь следить за своим тоном. – Делай как знаешь! Увидимся через две недели. Но ты приедешь, иначе я найду способ заставить тебя.