– Oui…*
– Et si maintenant je vous embrassais de nouveau? Voulez-vous me laisser..?*
– Je ne sais pas… hier j’étais un peu folle peut-être… mais aujourd’hui, je voudrais tout répéter consciemment, James… et ça me fait peur un peu.*
Будучи очень обнадёженным таким ответом, но приняв его пока за недостаточно твёрдое «да», капитан помедлил и с улыбкой поправил пару волнистых прядей у вендиного лица, ласково зачёсывая их за уши. Как можно было обижать такое нежное, хрустальное создание? Джеймсу при одном лишь взгляде на Венди хотелось лелеять её в колыбели из своих крепких рук и говорить столько комплиментов, сколько вообще возможно было придумать. Маленькая леди в его бережном объятии дрожала, как мотылёк, немного покачивалась, и виной тому были отнюдь не тёплые морские волны, ласкающие бриг, а голова, которая шла кругом, и цветные разводы перед глазами. Задержав пальцы рядом с ушком, невзначай задевая его, Джеймс чуть-чуть приблизил лицо, буквально капельку, и едва не захлебнулся в собственных чувствах, когда одна несмелая ручка тоже приобняла его за талию. Он приблизился ещё. Пальцы скользнули вдоль щеки к мягкой линии подбородка, замерли там, вожделея тронуть сладкие губы, но не решаясь на такой чувственный контакт, а маленькая ручка, невесомо касающаяся мужской поясницы, в этот момент вдруг позволила себе движение, похожее на поглаживание, и немного запуталась в шёлковых складках.
– Венди… – капитан разглядывал её, находясь уже очень близко, так близко, что девичьи губы приоткрылись ему навстречу, и видел тысячи поцелуев, которые хотел бы медленно собрать по одному, – Венди…
И – да! Леди пропустила маленький стон, чуть слышный, томный, протяжный, немного удивлённый, трепещущий в ожидании, вторая её рука как-то случайно потерялась у Джеймса в волосах, робкая, но дарящая аккуратную ласку, Венди сомкнула реснички и капитан тогда осторожно притянул её к себе за подбородок. Малюсенький поцелуй лёг в самый уголок приоткрытых губ, понежил Венди восхитительно горячим дыханием, повторился у яблочка щеки, у крыла носика, у линии челюсти, у скулы, у самого ушка, потом снова у яблочка… Леди едва не теряла сознание от этих невинных касаний, растаяв в одновременном ощущении влюблённых губ, плохо сдерживаемых мужских выдохов, усов и бороды на своей коже.
– О, боже… – пролепетала она, и, позволив себе один разок сказать это беззвучно, теперь стала сопровождать каждый следующий поцелуй дрожащим шёпотом – боже… боже… боже…
Джеймсу, который, кстати, почти не пил, казалось, что он употребил как минимум три, а то и четыре бутылки крепкого вина, каждый новый тихий стон – ещё один глоток, он плыл, с трудом отдавая себе отчёт в интенсивности объятия и в том, чтобы увести кисть от подбородка к шее сквозь корни волос с деликатностью, а не сделать резкое, пугающее движение. На всякий случай задержав руку у ушка, он стал скользить к затылку неторопливо, чтобы Венди могла предугадать его намерение и сообщить, если не захочет, чтобы он дотрагивался до неё там, и леди на секунду отстранилась от него, восстанавливая дыхание, открыла глаза и тихо кивнула. Осторожная тёплая ладонь обняла шею сзади, Венди попробовала немного отклониться в неё, пробуя, как это, когда тебя держат в руках заботливо и нежно, микроскопическая слезинка блеснула, и Джеймс, переполненный любовью, стёр её с лица маленькой леди своей собственной щекой. Он прошептал:
– Поцелую… – и коснулся губами губ в самом центре, утопая в сахарном ощущении того, как Венди застенчиво целует его в ответ.
Есть особый шарм в поцелуях, которые не нарушают границы, а лишь дразнят, манят это сделать, но скромничают. От таких поцелуев долго потом ходишь шальной, они оставляют секретики, не раскрывают всех тайн, берегут великую нежность и обещают – пока только обещают! – неминуемо утонуть в самом прекрасном чувстве на всём белом свете. Оторваться от подобного поцелуя можно лишь в одной единственной ситуации: если кто-то или что-то вдруг вторглось в мгновение извне, иначе мгновение растягивается в бесконечность, а бесконечность оборачивается потом счастливой секундой… длившейся минуты… Или часы…
– Капитан!
Джеймсу показалось, что голос верного Сми глухо прозвучал откуда-то издалека, например, с борта корабля, тогда как сам он находился глубоко на дне, укрытый толщей океана своих эмоций. Но Джеймс был в каюте, а Сми – всего-то за дверью.
– Капитан!
– Джеймс… – выдохнула Венди сквозь ласковые касания губ.
– М-м…
Интересно, как может бархат голоса звучать одновременно и ниже, и выше обычного?
– Вас зовёт… мистер Сми…
– М-м-м…
– Пардон, капитан, – уже жалобно послышалось с палубы, – просто тут.. э. Э-э? Гм.
Хрипловато-скрипучий голос внезапно осёкся, как будто срочное дело, по которому Сми звал капитана, резко отменилось, было слышно, что коротенькие боцманские ножки потоптались у двери в личные покои капитана и удалились. Джеймс нехотя отдалился от маленькой леди и открыл глаза, в которых Венди сразу же заблудилась.
– М-м… – подушечка большого пальца всё-таки решилась коснуться уголка девичьего рта и нарисовать вокруг него благодарный, невесомый контур, – Венди… леди Венди. Я отлучусь. Узнаю, что у них там приключилось.
– Да…
Одухотворённый капитан оставил один, самый нежный из всех, поцелуй на кончике вендиного носика, встал, склонился в реверансе, и ещё одно касание губ ласково кольнуло тыльную сторону ладони.
– А пока… вот, я Вам обещал… – он удалился в кладовую и вынес оттуда крупную стеклянную банку, полупустую, с густым содержимым желтоватого цвета, – Пусть Вас не пугает вид, эта мазь вполне приятно пахнет, а, главное, – очень эффективна. Лично меня сильно выручает в подобных делах… единственное, лучше, наверное, наносить на ночь, чтобы на Вашем платье не осталось жирных пятен… но тут как хотите, конечно. Если воспользуетесь ею сейчас, то уже к утру будете, как новенькая.
– Спасибо, Джеймс
Она взяла увесистую банку, осмотрела её, опустила взгляд и едва ли различимо спросила:
– А у Вас есть ещё?
– Прошу прощения?..
– Ну… если я всё потрачу…
– О… – Джеймс чуть не ударил себя по лбу, он ведь видел только две гематомы и не имел представления, в каком состоянии на самом деле находится Венди, а ведь она просила не обнимать её крепко, – о. Венди… ради бога, не тревожьтесь об этом, я сделаю ещё, все нужные травы и коренья у меня под боком… скажите мне, если Вам… не хватит…
– Спасибо, Джеймс. Извините меня.
– Я рад, что могу оказать хоть какую-то помощь… и умоляю Вас, перестаньте, пожалуйста, передо мной извиняться. Вы, Венди, ни в чём не виноваты. Если Вам… говорили обратное… забудьте об этой гадкой лжи навсегда.
Несмело улыбнувшись, Венди отнесла банку в спальню, где установила её на комодик, капитан заглянул к ней и вежливо произнёс:
– Я скоро вернусь, а до тех пор никто не потревожит Ваш покой, леди Венди.
И он закрыл дверь в спальню и покинул каюту, а Венди осталась стоять у кровати, хмельная после чувственных поцелуев и смущённо нарумянившаяся. Джеймс действительно вернулся быстро, предварительно постучал, обнаружил Венди сидящей за столом (она сказала, что решила воспользоваться волшебной мазью на ночь), заметил, что уже чуть ли не вечер, предложил перекусить и затем сопроводить леди на экскурсию по острову, и она, конечно согласилась.
– А что хотел мистер Сми? Что-то случилось?
– Что ж, похоже настало время немного рассказать Вам о нашей жизни, да, леди Венди? – подмигнул ей капитан, – Благодаря тому, что я о себе видел, я понял, что в моих силах оказать самому себе услугу и изменить хоть что-то в моей неоднозначной ситуации в лучшую сторону. О, мне потребовались десятилетия, чтобы перешагнуть через собственные жажду мести и гнев, который рвал меня на куски… Но я справился. Ради себя, или ради Вас… Цель моя была для меня намного важнее личных обид. Пришлось над собой поработать.
Сми ещё раз постучал, капитан встретил его в коридоре, перехватил у него поднос с угощением и снова с удовольствием поухаживал за маленькой леди.
– Вы, должно быть, удивитесь, Венди. Сми заходил доложить, что прилетал Пен. Но, нет, нет, не бойтесь, пожалуйста! Всё в порядке, нам не грозит никакая опасность. Я, видите ли, дружу с мальчишкой.