– О… о..! Да! С Вами всё в порядке? Я подумала, что смогу помочь обработать раны…
– Скажу прямо, у меня нет слов. Стало как-то даже обидно, что на мне – ни царапинки.
Венди заулыбалась, поправила волосы, нащупала на своей щеке след от пуговицы и хотела посмотреть в зеркало, но сделать смогла только шаг:
– Ай-ай-ай-ай-ай!!! – она сползла по дверце шкафа и распласталась на полу, ухватившись за ногу.
– Венди? – капитан подскочил к ней, но сел рядом на расстоянии.
Она снова заулыбалась, теперь сквозь болезненные морщинки на лбу:
– Бинт всё же пригодится, – с юмором заметила она, – кажется, я порезалась… Ох, и простите за банку, Джеймс.
– Пустяки, в ней всё равно почти ничего не осталось. Разрешите, я взгляну?
Идея протянуть капитану босую ножку, ещё и будучи одетой в платье, скользила, конечно, по краю безнравственности, но что поделать? Джеймс ведь никому не расскажет?
– Ничего серьёзного, но там, кажется, остался осколок. У меня есть щипчики, сейчас принесу. Не вставайте.
– Мне бы сесть… – жалобно хихикнула Венди, похожая на куклу, которую небрежно кинули на пол.
– Эм… для этого мне придётся взять Вас на руки… можно?
Вместо ответа Венди вытянула ручки ему навстречу, и он, стараясь не делать слишком резких или внезапных движений, с лёгкостью поднял её в воздух.
– Ой!.. – леди по инерции обняла его шею, и капитан остался стоять с ней посреди каюты, – Джеймс..?
– Да. Простите. Мечтал кружить Вас на руках с первой минуты нашей встречи.
– Ну… я думаю Вы можете меня немного покружить, если хотите…
С упоением зарываясь носом в русые волны, Джеймс сделал пару оборотов вокруг себя, усадил леди на столешницу, и, счастливый, спросил:
– Ну, как? Не слишком неприемлемо?
– О, нет!.. Чувствую себя пёрышком!
– Вы и есть пёрышко, дорогая Венди. Одну секунду, – он отошёл, достал из ящика крошечные золотистые щипчики, и протянул их маленькой леди.
– Одинарные…
– М?
– Щипцы, они одинарные! Я помню двойные!
– Ах, да. Двойные тоже имеются. И двойной крюк. И мундштук – Вы его уже видели.
Леди покрутила щипчики в руках, а потом отдала их капитану обратно:
– Могу Вас попросить? Боюсь загнать стекло ещё глубже.
– Конечно… но… – он взял щипцы нерешительно, – я сделаю Вам больно Венди. Мне бы не хотелось, чтобы Ваше… тело… запомнило, что я могу сделать Вам больно…
– О… ну… это другое… и… это ведь всего лишь кусочек стекла? Маленький? «Ничего серьёзного»..?
– Да.
– Вы кружили меня на руках. По-моему, моё тело Вам доверяет.
– Да… что ж. Хорошо, – он отложил щипчики, вытащил крюком из скляночки со спиртом деревянную пробку за специальную проволоку-петельку, намочил один лоскуток, дал его Венди и снова взял щипчики.
За эти дни Венди много и часто ловила себя на разных мыслях, и восхищение тем, что почти каждый предмет быта на всём Весёлом Роджере был умело доработан, чтобы Джеймс мог пользоваться крюком, как рукой, посещало её уже раз в тысячный, также как и последующее замечание, что сам капитан не обращает на всё это ни малейшего внимания. Вместо того, чтобы устроиться на стуле, как предполагала Венди, Джеймс отодвинул его ногой и сел на пол.
– Не больно? – Венди почувствовала щипчики где-то у основания мизинца.
– Нет.
– Ага… ну, всё. Вот он, негодяй, – капитан кинул малюсенький осколок в валяющееся неподалёку донце разбитой банки, – Надо приказать Сми, чтоб он всё тут собрал.
Он протянул руку:
– Давайте, – и девушка вложила сначала проспиртованный лоскуток в его ладонь (ойкнула, когда он дотронулся до ранки), а потом бинтик.
– Знаете, Джеймс… – сказала вдруг Венди, окружённая его заботой, пока он завязывал свой прочный узелок у неё на пальце, – Меня никто никогда не кружил на руках.
Капитан поднял на неё удивлённые глаза, оставаясь сидеть на полу.
– Ни разу в жизни? Даже… даже Пен, будь он неладен, когда Вы путешествовали с ним в детстве?
– Даже Пен, представляете. Мы, вроде бы, летали за руки, или за ноги… я плохо помню. И мои ноги… так их никто никогда не держал. Пен хватался за мои щиколотки, как сумасшедший.
– Венди…
– И, знаете что ещё… никто не целовал меня, Джеймс, по-настоящему, ни разу!
Тут его глаза стали размером чуть ли не с чайные блюдца, а брови взлетели.
– Не представляю, что и думать. Вы, леди Венди, чистый, прекрасный цветок, которой по роковой оплошности попал не в те руки… Такая утончённая и ранимая… я бы не просто держал – так, – я бы целовал Ваши ножки, с Вашего позволения, разумеется, и я бы целыми днями кружил Вас на руках. Хотите, я Вас ещё покружу?
Венди сложила лодыжки крестиком и смущённо вымолвила:
– Хочу.
С улыбкой, полной обещаний, Джеймс встал перед ней, вложил ей в руки свой крюк, игриво вильнул хвостиком брови, и Венди догадалась, – капитан желает, чтобы она открутила лезвие. Крюк щёлкнул.
– Три четверти или четыре?
– ..три? – не совсем поняла его леди.
Артистично отойдя от стола и склонившись в реверансе, капитан выпрямил спину, цокнул сапогами, и стал напевать какую-то мелодию в ритме вальса. Он шагнул к Венди, красиво подал ей левую руку, якобы приглашая в пару, и, как только удивлённая леди потянулась, чтобы вложить пальцы в его ладонь, скользнул кистью под спину, и подхватил её на руки.
– Ах!.. – тоненькие ручки снова обвили его шею.
Он кружил её по каюте в импровизированном танце, пока не закончилась мелодия, потом предложил ещё круг, и Венди, краснея, кивнула, а когда и вторая композиция подошла к концу, капитан, остановившийся рядом с диваном, сел. Венди он не стал устраивать у себя на коленях, а опустил рядом, но её ножки остались через него перекинутыми.
– Всё ещё не слишком неприемлемо?
– Нет…
– А если теперь я поцелую Вас? По-настоящему? Как дóлжно мужчине целовать такую красавицу?
– Значит, это будет мой первый такой поцелуй… он достанется Вам…
– И… – он наклонился, – Вы бы хотели подарить его мне?
– Не подарить… я бы хотела позволить Вам его взять… Возьмите его, Джеймс, он – Ваш.
– Девочка… – Джеймс прильнул к ней, чуть дыша, несколько раз сомкнул губы на карамельно-горячих устах, закрыл глаза и – совершил мягкое, неторопливое вторжение.
Много лет назад, когда Венди только узнала про поцелуи, ей казалось, что допустить к себе так близко другого человека, к тому же ещё и мужского пола, – невообразимая идея, и что она такого никогда не захочет. Потом она немножко выросла, познакомилась с Питером, подумала, что, наверное, для него можно было бы сделать исключение, и чмокнула его разок в губы. И ей тогда очень понравилось. Потом она ещё выросла, мысленно посмеялась над своей детской напористостью, и стала мечтать, что однажды кто-то – мужчина, обязательно красивый, галантный и статный, – сам захочет поцеловать её. Но так вышло, что прежде, чем она начала бы знакомиться с этой самой целью, её мама заболела туберкулёзом, и Венди долго было не до романтичных свиданий. А потом появился Тьерсен. Так леди и осталась без поцелуев: замужняя, овдовевшая, познавшая гадкое обращение со своим телом, и – нецелованная. Конечно, в обществе Тьерсен для вида множество раз колол губами её добела сжатые уста, но отобрать у Венди этот настоящий, глубокий поцелуй ему так и не удалось. Он, прямо скажем, особенно и не пытался.
Венди слышала, что мужчины, положив глаз на ту или иную леди, могут месяцами охотиться за подобными поцелуями, и страстно вырывать их у своих избранниц при первой же подвернувшейся возможности, и, вроде бы, многие дамы сами были не против такого положения дел. Но то были какие-то абстрактные мужчины, и они, как много лет спустя рассуждала Венди, не имели и толики деликатности, чувственности и цивилизованности, коими обладал в этом вопросе в избытке пиратский капитан. Маленькая леди, очарованная, влюблённая, и впрямь желала, чтобы Джеймс, красавец-пират, идеально статный и галантный мужчина из её фантазий, взял этот поцелуй так, как ему захочется, но то, что он сделал… ах! Не пройдёт и года, как Венди скажет ему: