– Ай, мисс Венди, Вы можете согреться в соседней каюте, – напомнил ей Сми, но та лишь отрицательно замотала головой.
– Как Вам угодно! В таком случае… – Сми зачерпнул ведром побольше воды из той бочки, где мальчиков оказалось четверо, и подставил ей, предлагая окунуть ноги и руки.
Девушка так и сделала. Потом их всех сытно накормили. Боцман предложил им разделиться и занять любое количество кают, но все они в итоге приютились в одной, ведь даже одна каюта пиратского экипажа была почти в три раза больше, чем их подземный домик.
Потерянные мальчишки и Венди провели на корабле ещё десять лун. Капитан ни разу не спустился к ним, Сми вёл себя так, будто Крюка вообще нет на борту, а Питер Пен всё не возвращался.
К одиннадцатой луне мальчишки, а они ведь были всего лишь детьми, захотели гулять. Венди отговаривала их, как могла, занимала их детские умы захватывающими историями, но всё было бесполезно. Тогда она пообещала им приключение: подняться на палубу ночью, тихо, как мышки, пока все спят, и спрятаться в каюте сразу же, как только хоть кто-нибудь один начнёт мерзнуть. Она попросила их быть послушными и не рассказывать никому, даже боцману Сми, об их плане, чтобы это было их маленькой тайной, и дети пришли в восторг от такой идеи.
– Мамочка, а когда вернётся папа? – тоненьким голоском спросил у Венди Крот-Енот ночью на палубе.
Волосы у него смешно торчали во все стороны, точно наэлектризованные, Венди попыталась пригладить их, но разлохматила ещё больше.
– Не знаю, Енотик, – шёпотом сказала она.
– Сегодня уже поздно, сегодня точно не прилетит, – со знанием дела заявил Грива, – сейчас, наверное, часа три или четыре ночи, папа давно спит.
– В такое время вы все уже спите, – улыбнулась ему Венди, просто сейчас зима, поэтому темнеет намного раньше. Хотите, я посчитаю, сколько точно сейчас времени?
– Хотим!
– Хотим!
Детский шёпот окружил её со всех сторон и смешался со свистом урагана высоко в шпилях двух мачт.
– Ну, хорошо! Смотрите… так, ага. Ага. А потом… угу… и вычесть… – Венди потыкала пальцем в небо, где мутно просматривались слабые звёздочки, – сейчас совсем немного заполночь. Вы еще не замёрзли?
– Нет!
– Нет!
– Нет, мама!
– А расскажи нам сказку?
– Только чтобы там было лето!
– И лагуна тёплая!
– И листики, и цветочки!
– Хорошо, хорошо, озорники. Идите ко мне поближе. Но тогда через полчасика сразу идём спать!
Так случилось, что Венди тысячу раз рассказывала сказку, которую выбрала этой ночью, и она всегда занимала у неё полчаса, ровнёхонько, секунда-в-секунду. Поэтому, когда Венди закончила рассказ привычным «и они улетели к Луне на ковре-самолёте», взглянув в небо, она сразу же поняла, что ковш проплыл слишком далеко для тридцати минут. Мальчики уже вовсю зевали, но она всё равно задержалась, чтобы пересчитать…
– Не может быть…
Небесные часы показывали почти два часа ночи.
– Что случилось, мама? – был сонный голос Пятнистого.
– Ничего, Пятнышко моё. Идём вниз.
Мальчики побежали на цыпочках вперёд неё, как всегда, а девушка присела на ледяную ступеньку и вдруг всё вспомнила. Вернее, всё, начиная с момента, как впервые очнулась в капитанской каюте. На неё разом высыпался целый шквал цветных воспоминаний, невыраженных чувств и невероятных ощущений, а она забыла всё это, совсем как маленькая жестокая девочка. Как ребёнок! Забыла, как капитан рассказывал ей «правила острова», а теперь – вспомнила. Забыла, как он ухаживал за её переломом и как купил ей целую площадь в Сен-Валери-ан-Ко, бывшем port de pêche prospère,* забыла, всё забыла!!! Но почему? Неужели это Нетландия так влияет на своих обитателей..?
Питер вечно ничего не помнил. Когда Венди очутилась здесь семь лет назад, ей было двенадцать: разве бывает так, что двенадцатилетняя девочка забывает мамино лицо и имя? А девятнадцатилетняя девочка разве могла забыть, как мужчина оставляет у неё на губах первый в её жизни поцелуй с терпким ароматом моря? Как убаюкивает её на коленях, когда ей плохо? Как приглашает на танец…
Где-то внутри что-то болезненно надломилось. Непрошеная слеза застыла на щеке, не преодолев даже половины пути, и превратилась в колючую льдинку.
*
– Мистер Сми, – Венди наклонилась к самому ушку старого боцмана, – Я… скажите, а я могу увидеть капитана? Я пойму, если он не захочет…
– Ну что Вы, мисс, – перебил её Сми и расцвёл в доброй улыбке, не досчитывающей пары задних зубов, – он будет очень рад, я уверен. Только мне запрещено говорить о нём при Вас, мисс. Но, мне кажется, Вы можете к нему зайти, если хотите.
Выше на палубе в это время раздался жуткий галдёж и топот, словно все моряки разом пустились в пляс.
– Что там ещё такое, – почесал репу Сми и поспешил наверх, а за ним кинулись все двенадцать любопытных мальчишек.
Венди тоже поднялась по боковой лестнице.
– Солнце! Солнце!!! – орали пираты, на ходу скидывая с себя шкуры.
Весь бриг затрещал по швам, как в прошлый раз, заскрежетал и встрепенулся, сбрасывая с себя сосульки, с облегчением опустился на воду и расслабленно закачался на волнах. Дети прыгали на палубе, отплясывая вместе с моряками вперемешку, а потом вдруг, как по щелчку пальца, сгруппировались, готовые атаковать пиратов и вдоволь набить тумаками их зады. Пираты ответили туповатыми взглядами, но, в принципе, тоже стали держать кулаки наготове. Обстановка под солнцем встала на паузу, каждая сторона ждала приказа, не смея выступать своевольно. В этот момент Сми подозвал к капитанскому окошку тихий голос:
– Доставь мисс и детей на берег. Верни им их шкуры и пусть новые тоже заберут себе. Скажи, они могут просто взять наши лодки и добраться самостоятельно, если не доверяют.
Голос говорил уверенно, отчётливо осознавая и подчёркивая выбор каждого слова. У Венди дрожали губы. Сми отдал приказ экипажу, и две шлюпки плюхнулись на воду, готовые к долгожданному путешествию на гостеприимный летний берег. Мальчики, счастливые и весёлые, уже позабывшие, что чуть не умерли от холода, стали сигать в воду прямо с корабля, вскарабкиваясь на лодки и снова жизнерадостно выскакивая из них. Они активно помахали маме ручками, когда она высунулась с бортика, но Венди крикнула им, что присоединится чуть позже, а они пока могут объесть столько ягодных кустов, сколько в них поместится. Девушка постучала в каюту, ей не ответили, и она вошла. Ширма валялась на полу, открывая проход, и Венди с сердцем, выпрыгивающем из глотки, увидела иссечённую шрамами капитанскую спину. Крюк сидел к ней спиной, являя собой полное равнодушие к перешептывающимся пиратам на палубе, к погодным условиям и, очевидно, ещё к еде, которая давно заплесневела на подносе. В поле зрения попал злополучный шкаф-гардероб, и к встревоженному больному сердцу прибавилась также горькая обида и ощущение вопиющего предательства где-то в горле. Этого было слишком много для одной тоненькой шеи, и девушке пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем она снова смогла дышать.
– Я должна сказать «спасибо», – её голос прозвучал намного холоднее, чем она предполагала, – но, если всё это часть какого-то заумного плана…
Капитан оставался безучастным к её словам, как глухой.
– …или попытка… извиниться…
При воспоминании о разорванном платье обида снова подступила, на, этот раз, с едва сдерживаемыми слезами.
– …то, тогда я не знаю… Вы меня вообще слышите?!
Но капитан и ухом не повёл.
– Вы слышите меня??? ДЖЕЙМС!
Звук имени, гневно сорвавшийся с губ, выдернул капитана из бредовой дрёмы, и он, как будто, впервые понял, что девичий голос в его ушах звучит наяву. Капитан медленно повернул голову в сторону коридора, и, как только его глаза сфокусировались на Венди, вскочил со стула, как ошпаренный. Девушка вздрогнула от испуга, но капитан сделал что-то такое, что не могло уложиться у неё в голове: он медленно поднял в воздух обе руки – абсолютно нагие, без портупеи и даже без колец, – и, двигаясь осторожно, нерезко, отступил в глубину каюты, рассматривая свои босые ноги, пока не упёрся лопатками в кормовое окно у софы. Пропустив случайный коротенький стон, как от боли, он сказал шёпотом: