– Что вы еще хотели сказать, синьор Носеке? – Феликс, с холодеющим сердцем, повернулся к скрипичному мастеру.
– Кое-что еще.
– Ну так говорите!
– У этой скрипки есть имя. Ее зовут Виал.
– Простите?
– Это – Виал.
– Вот теперь я точно ничего не понимаю.
– Это ее имя. Ее так зовут. Существуют инструменты, у которых есть собственное имя.
– Это придает им дополнительную ценность?
– Речь не об этом, синьор Ардевол.
– Еще как об этом! Итак, она более ценная?
– Это первая скрипка, которую он создал. Еще бы она не была ценной!
– Кто создал?
– Лоренцо Сториони.
– Откуда у нее такое имя? – с интересом спросил сеньор Беренгер.
– В честь Гийома-Франсуа Виала, убийцы Жана-Мари Леклера[118].
Синьор Носеке сделал жест, который напомнил Феликсу святого Доминика, возвещающего с кафедры о бесконечности доброты Божией. И Гийом-Франсуа Виал выступил из тени, чтобы его увидел человек, сидевший в карете. Кучер остановил лошадей прямо перед ним. Дверца открылась, и месье Виал сел в карету.
– Добрый вечер, – поздоровался Ла Гит.
– Можете отдать мне ее, месье Ла Гит. Мой дядя согласен с вашей ценой.
Ла Гит рассмеялся в глубине салона, гордый своей прозорливостью. Но уточнил на всякий случай:
– Мы с вами говорим о пяти тысячах флоринов.
– Мы с вами говорим о пяти тысячах флоринов, – подтвердил месье Виал.
– Завтра скрипка знаменитого Сториони будет у вас в руках.
– Не надо морочить мне голову, месье Ла Гит: Сториони вовсе не знаменит.
– В Италии – в Неаполе, во Флоренции только о нем и говорят.
– А в Кремоне?
– Бергонци и его окружение не слишком довольны появлением нового мастера. Все говорят, что Сториони – это новый Страдивари.
Они поговорили еще немного. О том, что, быть может, появление нового мастера несколько снизит цены на инструменты, а то они стали просто заоблачными. Да, заоблачными – точнее не скажешь. Они попрощались. Виал вышел из экипажа, оставив Ла Гита в уверенности, что в этот раз все удалось.
– Mon cher tonton!..[119] – с энтузиазмом воскликнул Гийом-Франсуа на следующий день, рано утром входя в комнату. Жан-Мари Леклер не соизволил даже голову поднять, продолжая наблюдать за игрой пламени в камине. – Mon cher tonton! – повторил Виал, уже не так бодро.
Леклер обернулся. Не глядя племяннику в глаза, он спросил, принес ли тот скрипку. Виал положил ее на стол. Леклер тут же протянул руки к инструменту. От стены отделилась тень носатого слуги со смычком. Леклер несколько минут пробовал на Сториони разные варианты звучания, исполняя фрагменты из своих сонат.
– Очень хорошо, – сказал он удовлетворенно. – Сколько ты заплатил?
– Десять тысяч флоринов плюс вознаграждение в пятьсот монет, которое вы мне обещали за то, что я нашел для вас это сокровище.
Властным жестом Леклер отослал слуг. Потом положил руку племяннику на плечо и улыбнулся:
– Ты – сукин сын. Не знаю, в кого ты пошел, шелудивый щенок. В свою матушку или, может, к несчастью, в своего папашу. Вор, жулик!
– За что? Я ведь… – Их взгляды встретились. – Ну хорошо, я могу отказаться от вознаграждения.
– Ты действительно думаешь, что можно годами надувать меня и я буду слепо верить тебе?
– Но тогда зачем вы поручили…
– Чтобы испытать тебя, тупой ублюдок блохастой суки. На этот раз тебе не избежать тюрьмы. – Он сделал многозначительную паузу. – Ты даже не представляешь, как я ждал этого момента.
– Вы всегда жаждали моего падения, дядюшка Жан. Вы завидуете мне.
Леклер удивленно посмотрел на племянника. И после долгого молчания произнес:
– Я завидую тебе, шелудивому щенку?
Виал покраснел как рак. В голове у него помутилось, парировать выпады дядюшки он не мог.
– Будет лучше, если мы не станем вникать в детали, – произнес он, только чтобы хоть что-то сказать.
Леклер посмотрел на него с презрением:
– А по мне, так самое время вникнуть в детали. Чему я завидую? Внешности? Сложению? Влиянию в обществе? Обаянию? Таланту? Моральным качествам?
– Разговор окончен, дядюшка Жан.
– Он закончится, когда я сочту нужным! Ну, чему же я завидую? Уму? Образованию? Богатству? Здоровью?
Леклер взял скрипку и сымпровизировал пиццикато. С уважением посмотрел на инструмент:
– Скрипка необычайно хороша, но это не имеет значения, понятно? Я хочу одного – отправить тебя в тюрьму.
118