Готов ли я? Да в ту же минуту, как об этом узнал, я уже мысленно был там!
На этом моя первая и самая короткая встреча с наркомом закончилась. На прощание он предложил:
- Если считаете необходимым взять с собой кого-то из специалистов, подумайте. Время есть.
Но мне и тут не надо было долго думать. Мне нужен был только один специалист - наш мадридский "бог" -авиационный инженер Леонид Кальченко. Этот человек при необходимости мог заставить летать даже решето! Можно было не беспокоиться за состояние материальной части, если за это дело отвечал Кальченко. Вот этого человека я в хотел взять с собой, о чем тут же доложил наркому.
Возражений не последовало, и вечером того же дня с кульками всякой снеди, тортами, конфетами, апельсинами, шампанским мы с Леней ввалились в его квартиру. Увидев кульки и наши сияющие физиономии, Ленина жена сурово спросила:
- Куда опять собрались?
- Ты посмотри, какие апельсины! - засуетился Леня.
- Да, - воодушевился я, - посмотри только, какие апельсины! У тебя в квартире есть место, куда можно положить такие апельсины? Нет? Сейчас найдем, - шумел я, разгружая кульки.
Леня позорно ретировался. Он не хотел, чтобы приказ наркома жена прочла на его физиономии в первую же минуту... Поездом с Леней Кальченко мы ехали до Алма-Аты. К тому времени, когда меня вызвали в наркомат, уже была сформирована очередная группа летчиков-добровольцев, в которой оказалось немало бакинцев. Меня назначили старшим этой группы. Ехали мы без всяких документов, что было привычно мне и не совсем привычно для остальных. Одеты были в тренировочные костюмы, занимали целый вагон и на вопросы любопытных отвечали, что мы спортивная команда общества "Труд".
Когда однажды какие-то железнодорожные власти потребовали от летчиков фамилию старшего группы, летчики незамедлительно ответили, что старшие братья Знаменские, и тут же указали на меня, как на старшего брата, хотя по комплекции все мы скорее походили на команду тяжелоатлетов, чем на бегунов. Тем не менее до поры до времени нашими ответами все были удовлетворены, и по составу пополз слушок о том, что братья Знаменские везут в Алма-Ату сборную. В Алма-Ате уже лежал снежок, было ветрено и морозно, никаких соревнований не предвиделось, но такие пустяки нашу любопытную публику не волновали, и мы на каждой станции исправно давали автографы за всех великих спортсменов - да простят они нам этот невольный маскарад.
По прибытии в Алма-Ату выяснилось, что нас ждут несколько десятков привезенных сюда и уже собранных И-16. Но вся группа летчиков состояла из тех, кто летал только на И-15. Этой группе предстояло оставаться в Алма-Ате и ждать прибытия другой партии истребителей - И-15бис. Мне же надо было дождаться летчиков, летающих на И-16. Поэтому еще две или три недели я оставался в Алма-Ате, за это время облетал все самолеты - а их было более тридцати, - и наконец в последних числах ноября группа И-16, лидируемая бомбардировщиком СБ, взлетела и взяла курс на восток.
Это была нелегкая трасса. Летели мы маршрутом Кульджа-Гучен - Урумчи Хами - Ланьчжоу - Сиань - Ханькоу - Наньчан. Большая часть маршрута пролегала над высокогорной местностью с необорудованными и трудными для посадок высокогорными площадками. Некоторые горные аэродромы были плохо очищены от камней, некоторые имели минимальные размеры, а в высокогорье при малой плотности воздуха длина пробега при посадке и взлете самолета неизбежно увеличивается. Машины наши были перетяжелены: помимо полной загрузки горючим и боеприпасами мы должны были тащить с собой все, что могло нам понадобиться в аварийных условиях, - крюки, тросы, палатки, инструмент, даже некоторые запчасти. Словом, каждый истребитель превратился в грузовик.
Надо отдать должное группе: все летчики были хорошо подготовлены, и только благодаря их высоким летным качествам группа безаварийно совершила перелет до Ланьчьжоу. Хотя, скажем, в Гучене за ночь площадку и самолеты так занесло снегом, что наутро пришлось ломать голову над тем, как взлететь. Расчищать взлетную полосу было нечем - места дикие, малолюдные. Я тогда выпустил два истребителя на рулежку, и в течение двух с половиной-трех часов они, рули след в след, накатывали колею. Взлетать с колеи рискованно - это же не по лыжне с рюкзаком за спиной идти. Метр в сторону при разбеге - и авария... Но другого выхода не было.
И все же взлетели мы благополучно. Я говорю об этом для того, чтобы лишний раз указать на высокую подготовку летчиков. Ко всему сказанному следует добавить и то, что многие отрезки пути - от площадки до площадки располагались на предельной дальности полета И-16. Следовательно, возможность совершать дополнительные маневры в воздухе исключалась. Понятно, нам сразу же стало легче, когда, перевалив через горный хребет, мы увидели далеко внизу бесконечную Великую китайскую стену. Она была хорошим ориентиром и существенно облегчала нам дальнейший путь.
Когда мы приземлились в Ланьчжоу, там, несмотря на декабрь, была самая настоящая жара. Ланьчжоу - главный перевалочный пункт, через который из СССР шли грузы в Китай. В Ланьчжоу находился наш постоянный представитель. Здесь работали советские летчики-инструкторы, обучавшие китайцев летному делу. Здесь же мы получили первые более-менее определенные данные об обстановке на фронте, в частности, в том секторе, где нам предстояло воевать. И не задерживаясь, в полном составе мы отбыли в Наньчан, где нас уже с нетерпением ждали.
Последняя посадка перед Наньчаном - в Ханькоу. Там нашу группу встречал советник по авиации будущий маршал авиации П. Ф. Жигарев.
И вот наконец Наньчан. Среди встречавших на наньчанском аэродроме я сразу увидел Рычагова. Тут же познакомился с комиссаром Андреем Герасимовичем Рытовым, крепко пожал руку командиру наньчанской группы истребителей Алексею Сергеевичу Благовещенскому. Нас также встречали ведущие бомбардировочных групп М. Г. Мачин, Ф. П. Полынин, Т. Т. Хрюкин. Со всеми впоследствии меня еще не раз сводили фронтовые дороги. Со всеми связывала крепкая долголетняя дружба. А тогда, представившись начальству, я козырнул Рычагову:
- Старший лейтенант Захаров. Прибыл в ваше распоряжение.
Он улыбнулся.
Жили мы в особняке на окраине города, в нескольких километрах от аэродрома. Я - с Благовещенским, Рычагов - с Рытовым, а комнаты наши располагались рядом.
В первые дни я изучал обстановку. Эта война существенно отличалась от той, которую мы знали по Испании. Она отличалась и по своим целям, и с чисто военной точки зрения. Последнее для нас было особенно важно: нам предстояло применить свой боевой опыт в новых условиях.
Рычагов, который прибыл сюда раньше меня, энергичными мерами успел добиться многого. И хотя жили мы рядом, жизнь у нас складывалась по-разному. Я занимался истребителями - мои функции были более локальными. К тому же я много летал, обучал летчиков тактике воздушного боя, сам водил группы. А Павел Васильевич в Китае уже не летал. Здесь от него требовалось умение другого рода, нежели способность водить группу в бой. От него требовалось понимание военной обстановки уже в ее масштабном, стратегическом проявлении. В Испании он был блестящим исполнителем замыслов республиканского командования. Здесь же должен был видеть войну глазами командира высокого ранга, против которого работают неприятельские штабы, сложившаяся военная школа. А школа японского милитаризма была не из слабых.
И Рычагов проявил себя как командир, способный планировать и осуществлять неожиданные и очень ощутимые для врага удары. В конце тридцать седьмого начале тридцать восьмого года наши летчики-бомбардировщики доставили японскому командованию немало хлопот. В то время наши самолеты СБ обладали весьма приличной для бомбардировщика скоростью и потому так же, как и в Испании, действовали самостоятельно (без прикрытия истребителей). У СБ была неплохая огневая защита, при правильной организации боя группа СБ успешно отбивалась от истребителей противника. Это позволяло нашим бомбардировщикам совершать дерзкие налеты на глубокие тылы японцев. Так был разбит мост через Янцзы, накрыто скопление японских войск на Шанхайском рейде, потоплен крейсер и, главное, разгромлен аэродром на Тайване, где японцы чувствовали себя в полной безопасности. При налете на Тайвань наши бомбардировщики, которые вел Ф. П. Полынин, сожгли огромные запасы горючего. Подобные удары срывали замыслы японского командования, наносили противнику трудновосполнимый ущерб. Огромное значение имела и моральная сторона этих побед. Китайские войска, до прибытия советских летчиков остававшиеся без защиты с воздуха, активизировали свои действия на суше.