1 июля над могилевским аэродромом произошел бой, описание которого вскоре попало на страницы центральных газет.
...Когда показались немецкие бомбардировщики, у нас на аэродроме находилось три звена. Шесть истребителей поднялись сразу и тут же были связаны боем. Звено Николая Терехина только возвратилось с боевого задания и еще не успело заправиться. Заканчивал заправку и взлетал Терехин уже под бомбежкой. Накануне он сбил бомбардировщик (второй с начала войны) и вот снова повел звено в атаку на "юнкерсы". Мы с тревогой следили, как взлетает звено, как Терехин точно вывел ведомых в прямом смысле из-под бомб, потом так же удачно сманеврировал и быстро пристроился к "юнкерсу", но огня почему-то не открывал. Я сейчас уже не могу сказать, что у него произошло с оружием, но, помню, вместе с другими работниками штаба дивизии, наблюдавшими тот бой, был раздосадован тем, что Терехин не открывает огня. И вдруг И-16 на наших глазах винтом рубанул фашиста по хвосту!
А дальше произошло такое, чего за всю войну мне видеть больше не приходилось. Уже потом, после боя, мы это квалифицировали как двойной таран, и, как всякий редкий случай, эпизод этот передавался летчиками в устных рассказах, обрастая всевозможными домыслами. Но, по утверждению некоторых очевидцев, Николай Терехин после первого тарана ударил плоскостью другой, рядом идущий "юнкерс".
Сейчас, по прошествии стольких лет, восстановить этот редкий эпизод в деталях очень трудно. Единственный человек, который мог бы рассказать о нем, сам Николай Терехин. Но спустя полтора месяца после начала войны 161-й полк, в котором воевал Терехин, выбыл из состава дивизии на переформирование, и о дальнейшей судьбе этого славного летчика я ничего не знаю. Однако же по рассказам некоторых однополчан Терехина, с которыми я вспоминал этот эпизод много лет спустя, дело обстояло следующим образом.
"Юнкерсы" шли в очень плотном строю. Над ними в ожесточенном бою сошлись наши истребители (два звена) и Ме-109. И оттого что бой истребителей протекал в непосредственной близости, немецкие бомбардировщики держались на минимальной дистанции один от другого. Когда Терехин таранил одного, тот стал заваливаться на крыло и зацепил своего ведущего. Ведущий резко отвернул влево и столкнулся с левым ведомым. Так все головное звено Ю-88 и рухнуло...
Это произошло очень быстро, и уже в следующую минуту в небе повисло шесть или семь куполов парашютов. Кучно, группой снижались уцелевшие гитлеровцы, и несколько поодаль, но на близком расстоянии от них, - Николай Терехин. Для Терехина бой не окончился, потому что немцы открыли по нему стрельбу из пистолетов. Наш летчик отстреливался. Вся группа должна была приземлиться в нескольких километрах от аэродрома в поле. Строй бомбардировщиков, конечно, сломался: "юнкерсы", беспорядочно швыряя бомбы, уходили на запад. Бой истребителей оттянулся далеко в сторону, уследить за ходом боя с земли стало невозможно. В это время появилось возвращающееся с боевого задания еще одно наше звено и бросилось вслед за уходящими "юнкерсами".
А за Терехиным я немедленно послал машину с бойцами, но раньше нас туда подоспели колхозники. Они помогли летчику обезоружить фашистов, связали их всех одной длинной веревкой, конец которой дали в руки Николаю Терехину. Так он и появился на КП дивизии - с пистолетом и одной руке и с веревкой, которой были связаны немцы, в другой. Старшим среди немцев оказался подполковник с двумя Железными крестами. Допросив пленных, мы передали их в штаб.
За этот бой летчик-истребитель Николай Терехин был награжден орденом Ленина.
...Мы оставляли Могилев. Штаб ВВС фронта уже находился в Смоленске, а вражеские бомбардировщики все чаще приходили над Могилевом дальше на восток. В сводках Совинформбюро появились слова "смоленское направление". Враг рвался к Москве по кратчайшему пути.
Штабной "пикап" ехал через Могилев. Стоял жаркий июльский день. И на одной из улиц, когда водитель притормозил, я вышел выпить стакан газированной воды. У ларька с водой замерла молчаливая очередь. В городе уже почти не оставалось военных. Мы покидали Могилев одними из последних. В переполненный "пикап" по пути мне пришлось взять бойца, который стоял на посту у одного из покинутых зданий. Очевидно, воинская часть снималась в спешке, часового с поста никто не снял, и он был обрадован, когда наш "пикап" затормозил и я стал выяснять обстоятельства дела. Я слушал доклад красноармейца, а сам думал, что мы могли ехать и по другой улице, и мысленно прикидывал, что бы сказал командиру этой части, доведись встретиться.
У ларька очередь молчаливо смотрела на меня и моих товарищей. И тогда я не стал пить воду. С тяжелым сердцем сел в машину, и мы поехали дальше.
На выезде из города попали под сильную бомбежку. Немецкие бомбардировщики превращали в месиво машины, повозки, людей, толкающих тележки и просто идущих по обочинам шоссе. Наш "пикап" заметался по бездорожью. Невыносимо было видеть все это. Все-таки я достаточно хорошо помнил немцев по Испании. Это были не те немцы, не та техника, не та сила. За три-четыре года, прошедшие с тех лет, они сумели нарастить огромный военный потенциал.
Мы свернули на лесную дорогу, в сторону от шоссе. Я думал о том, что дивизию обязательно должны пополнить. Брошенные в огонь войны на одном из важнейших направлений полки дивизии таяли на глазах. Это были не те довоенные полки -по 65-70 экипажей. Уже через полмесяца после начала боев самый свежий, полнокровный полк имел в своем составе пятнадцать, редко - двадцать экипажей. Вполне боеспособными были полки с четырнадцатью, десятью и даже восьмью экипажами.
Под Могилевом в состав 43-й авиадивизии влились 41-й и 170-й истребительные полки. 41-м командовал майор Ершов, 170-м - майор Мищенко. Эти полки пробыли в составе дивизии всего семь - девять дней, но и за столь короткий срок летчики полков успели себя зарекомендовать как отличные воздушные бойцы. За неделю боев истребители майора Ершова сбили более двадцати самолетов противника! Летчики дрались без оглядки - так, словно каждый их бой был единственным.
Полки менялись. Полки уходили за новой материальной частью, шли на переформирование, когда не на чем было летать, но дивизия по-прежнему осталась на главном направлении.
В свое время я не видел этого документа. Даже не знал, что он был составлен и подписан. Я нашел его в архивах много лет спустя.
Речь идет о характеристике, в которой командование ВВС Западного фронта дало оценку боевой работе 43-й дивизии в первые полтора месяца войны (период с 22 июня по 2 августа сорок первого года). "...43-я истребительная авиадивизия выполняла задачи по отражению и уничтожению авиации противника в воздухе на подступах к Минску, Пуховичам, Бобруйску, Могилеву, Смоленску и Вязьме. Сопровождала бомбардировочную авиацию, уничтожала авиацию противника на аэродромах и живую силу на фронте, вела разведку и прикрывала наземные войска.
43-я дивизия произвела 4638 самолето-вылетов с общим налетом 5956 часов. За этот период сбила в воздушных боях 167 самолетов противника, потеряв свои: 63 уничтожены на земле, 26 сбито в воздушных боях; в катастрофах погибло трое летчиков.
43-я дивизия с начала войны находилась в составе фронтовой авиации. Помимо задач, указанных выше, имела задачу прикрывать штаб, командные пункты фронта и главного командования. На всем протяжении боевых действий возложенные на нее задачи выполнялись с большим упорством и самоотверженностью. Полки дивизии всегда находились в боевой готовности.
Хорошо справились с организацией боевой работы командование дивизии и командиры частей.
160-го истребительного авиаполка - командир майор Костромин, комиссар Кущев. За это время летчики полка произвели 1683 самолето-вылета, сбили 27 самолетов противника.
161-го истребительного авиаполка - командир капитан Кулинич, комиссар Авдохин. Летчики полка произвели 1192 самолето-вылета, сбили 33 самолета противника. 163-го истребительного авиаполка - командир майор Лагутин, комиссар - Коняев. Летчики полка произвели 810 самолето-вылетов, сбили 31 самолет противника. За один день 24.6.41 года под Минском полк сбил 21 самолет противника,