Отец ходит по комнате и нервно хрустит пальцами.
- Почему ты молчишь? Разговаривай со мной! - вскрикивает он и, топнув ногой, останавливается перед Наной. - Ведь я твой отец!
- Который час? - спрашивает Нана. - Когда же придет мама?
- Мама? - Изумленные большие глаза пристально смотрят на Нану. - Мама? Ах да, она почему-то задержалась… - с досадой говорит отец. - Я приехал за вами. Завтра я улетаю в Америку. И беру вас обеих с собой. Пока у нас в стране идет война, мы будем жить в Америке. Я буду работать у господина Уилсона. Потом, когда всех революционеров у нас перестреляют, когда все будет спокойно, мы вернемся домой. Ты будешь учиться в Америке. Там школы гораздо лучше, чем здесь. Там тебе не придется разносить чай другим детям. Ты будешь только учиться… Завтра мы улетаем в Америку!
Звонит телефон. Отец снимает трубку.
- Алло! - говорит он, и на его лице появляется вежливая улыбка. - Да, господин Уилсон!
Отец кланяется, как будто господин Уилсон может его видеть.
- Да, господин Уилсон! Непременно, господин Уилсон. Все будет, как вы хотели. Только я не знаю, как быть с билетом? У меня не хватит денег… Хотя, вероятно, для маленького ребенка можно билета не брать? Правда, она довольно высокая. Ну, ничего! О, если вы будете так любезны… Я вам буду бесконечно благодарен…
Берет с собой в Америку? И Нану, и маму? Билет для ребенка? Для нее, для Наны… Неужели мама согласилась уехать в Америку? Не может быть! Не может быть! Не может мама согласиться ехать в Америку! Это там маленьких детей травят собаками только за то, что у них кожа черного цвета. Это там маленьких детей не пускают в школу только потому, что у них кожа черного цвета.
Мама сама показывала Нане фотографию, напечатанную в газете. "Смотри, Нана, - сказала она, - прабабушки и прадедушки этих детей когда-то родились в Африке, так же как наши прабабушки и прадедушки. Их продали в рабство в Америку. Их заковали в цепи и заставили работать. А теперь их маленькие правнуки не имеют права учиться. Так же как миллионы детей у нас в стране. Видишь, какие мы с тобой счастливые, что приехали сюда!"
И вдруг теперь мама согласилась ехать в Америку! Не может быть! Почему же не идет мама? Почему она не идет так долго?
Отец продолжает разговор. Он прикрывает телефонную трубку и говорит очень тихо:
- Вы понимаете, вероятно, почему я должен взять ее с собой? О нет! Конечно, это все очень сложно. Но я должен. Вы понимаете, господин Уилсон?.. Так же, как когда-то ее взяли от меня…
Отец бросает быстрый взгляд на Нану, он хочет узнать, слышит ли она, что он говорит. Но Нана стоит отвернувшись, он не видит ее лица.
- Да, господин Уилсон. Сейчас я пойду, все выясню. До свиданья, господин Уилсон.
Отец кладет трубку и смотрит на Нану, как будто хочет измерить ее с головы до ног…
- Повернись ко мне, - говорит он.
Нана поворачивается к нему лицом. Отец долго рассматривает ее, как будто видит впервые.
- Я сейчас уйду ненадолго…
- А мама? - с тревогой спрашивает Нана.
- Мама… Мама… При чем здесь мама! - Отец швыряет на ковер папиросу и топчет ее каблуком.
- Я ведь сказал, что скоро вернусь… Она меня подождет! - Отец идет к двери, потом останавливается.
- Если будет звонить телефон, не подходи и не снимай трубку. Ты все равно ничего не поймешь. Слышишь?
Нана кивает:
- Слышу.
Отец, нагнув голову, смотрит на Нану.
- Тебе следует знать, что твоя мать никогда больше - слышишь, никогда! - не сможет вернуться на родину, потому что она жила в Москве. И я решил увезти тебя отсюда, потому что иначе и ты никогда не сможешь вернуться на родину. Поняла? Я делаю это для твоей же пользы!
Отец открывает дверь и выскальзывает в коридор.
Нана бросается к двери. Слышно, как поворачивается ключ. Отец запер ее. Зачем? Зачем он ее запер? Ведь сейчас должна прийти мама…
На стене висят большие часы. Они показывают семь. А мамы все нет…
Он сказал: "Когда всех революционеров перестреляют…" А как же дядя Марселу? Ведь он революционер? И Сабалу… Почему папа их так ненавидит? Почему он такой? Зачем он приехал сюда? Не может быть, чтобы мама решила уехать из Москвы. Позвонить по телефону?.. Кому? Нана не знает ни одного номера. А может быть, кто-нибудь ответит Нане. Хоть какой-нибудь русский голос. Нане страшно одной. Она пробегает через комнату и снимает трубку. Гудок. Длинный, протяжный… Никакого голоса. Ни одного слова. Что-то гудит и гудит. Нана кладет трубку на место. Подходит к окну. Подставляет стул, влезает на подоконник.