Скользнув взглядом по ним взглядом, Мансур уже собирался покинуть двор, как вдруг остановился. И вновь взглянул на девушку. Воспоминание о давних событиях всколыхнуло его память. Девушка в сером напомнила ему одну встречу.
«Тоня», — подумал Мансур. Да, она была поразительно похожа на неё, Тоню Воробьёву, археолога, с котором молодому Мансуру пришлось однажды работать.
Если бы с той встречи не минуло двадцать девять лет, Мансур сказал бы, что это она. Та же высокая спортивная фигура, тёмно-русые волосы, собранные в «конский хвост». Поворот головы, плавные, как будто танцующие движения. Мягкий негромкий голос…
«Сколько ей сейчас? Прошло двадцать девять лет… Она была немного старше меня, двадцатидвухлетнего студента-практиканта. Значит, сейчас ей перевалило за пятьдесят. А этой девушке около тридцати. Но как похожа! Тоня говорила тогда, что у неё есть дочь, Юля. Может это она, Юлия, дочь Тони?»
Мансур вышел со двора и, идя по тенистой улице, погрузился в воспоминания.
1956 год… Средняя Азия, Узбекистан, его родные края… Тогда они нашли странные сосуды. Небольшие, без росписей, со странными следами химического воздействия внутри. В некоторых оказались медные цилиндры, изъеденные кислотой. Кто-то из молодых археологов, кажется Антон Симагин, высказал мысль, что это «ископаемые батарейки». Его, конечно, подняли на смех. Впрочем, и сам Антон преподнёс это в качестве шутки, хотя на деле он серьёзно отнёсся к этому предположению. Поддержал его только Мансур. Руководство экспедиции тогда высказалось (иронично глядя на молодых и горячих студентов), что это всего лишь сосуды для хранения алхимических снадобий. А ведь прав был Антон! В итоге действительно оказалось, что сосуды были древними гальваническими элементами, использовавшимися ювелирами древнего Востока для примитивной гальванопластики.
Тогда к ним и приехали эти двое. И приехали по поводу этих странных находок. Кто-то из ребят высказался, что, мол, загадочные «батарейки» — продукт деятельности на Земле неких пришельцев и ими заинтересовался Комитет… Тогда вся молодёжь была помешана на пришельцах, палеоконтакте… Начиналась эпоха космоса.
«Да зачем Комитету какие-то глиняные горшки!?»
«А ты не знал? Они же курируют всё. У них, говорят, есть и специальная программа для исследования всякой аномальщины!»
Кто-то поверил, кто-то нет… Приехавших было двое: суровый, немногословный, даже мрачноватый Игорь Девятов… или Девяткин? Впрочем, какая разница. И Тоня Воробьёва, девушка лет двадцати пяти. Мрачный Игорь может и был комитетчиком: в археологии он ничего не понимал, но всем интересовался. И в деле проведения расследований был явно профи. А вот Тоня… Она явно была профессиональным археологом, хорошо знала своё дело, была непосредственна, легка в общении. Часто сидела с ними у костра, смеялась над анекдотами и студенческим юмором… Только в одном была странность: на вопросы о том, кто она и откуда, Тоня отвечала туманно, стараясь сменить тему. Известно стало лишь то, что она родом с Алтая, жила в Волгограде (отец участвовал в послевоенном восстановлении города), сейчас работает в Москве. Мансур был очарован девушкой, хотя иллюзий, конечно не питал: Тоня призналась, что замужем, имеет двоих детей, Павлика и Юльку, дошкольного возраста, а муж Артём, тоже археолог, работает где-то в Гоби.
Пробыли они у них около двух недель. Там был ещё третий, шофёр, привозивший и увозивший их из лагеря на новеньком «козле». Мансур вдруг остановился. Конечно, это мог быть и фокус памяти, но… Мансуру показалось, что тот нагловатый, в модных противосолнечных очках тип был странно похож на его нового знакомого Никиту Морковникова… «Да нет, просто совпадение или странный перехлёст в воспоминаниях. Столько лет прошло».
Мансур пытался тогда разыскать Тоню. Но… Странно это было и даже загадочно, но никто не знал археолога Антонину Воробьёву из Волгограда. Да и, как оказалось, никакого Артёма Воробьёва на раскопках в Гоби никогда не было…