Последние слова были просто бальзамом на моё истерзанное сердце. Я улыбнулся ещё шире.
Шизуки собралась было что-то возразить, но сэнсэй не дал ей этого сделать. Он взял меня за руку, а потом протянул свободную руку к ней и проворковал с умильной улыбкой:
— Мне кажется, что вам нужно помириться друг с другом. Я знаю, что вы оба любите меня, но если вы будете собачиться, то обоим напиздюляю по первое число. Да, Шизуки-тян, я вижу, как ты пытаешься стать хозяйкой в этом доме, но прошу тебя об одном — не вставай между мной и учеником Изаму. Он меня никогда не предаст! Не то, что некоторые…
— Тогда была ошибка! — вскричала Шизуки.
— Мы с тобой оба поняли друг друга. Сейчас же я сниму эти гребанные носки, в которых хожу как по углям, этот платок, от которого вся жопа вспрела, и мы все вместе отправимся в деревню, скрытую в бамбуке. А ты можешь перестать щериться, Изаму. Один хрен я выкупил твои ухищрения на раз-два. Слишком вы слабоваты, чтобы манипулировать "дерзким волкодавом" и строить козни у меня за спиной.
— Но тебе же нужен покой и умиротворение, — проговорила Шизуки. — Я могу тебе это предоставить. Мы сможем достойно встретить старость, Норобушка…
— Ещё раз так меня назовешь и окажешься на улице, старая подруга. Ты же знаешь, как я не люблю это прозвище, так и не стоит лишний раз дергать тигра за усы.
— Мужчины… — хмыкула Шизуки. — Все вы такие. О вас заботишься, а вы всё из себя героев корчите. Я же хотела как лучше!
— Как лучше? У меня есть знакомый. В его семье тоже хотели "как лучше". Окружили старика заботой, выписали няньку, ничего не давали делать. И знаете, что? Он из бодрого пожилого человека превратился в старую дряхлую развалину. Всего какой-то год понадобился на то, чтобы вскрылись старые раны, чтобы новые болячки захватили тело. Мышцы одрябли, кожа обвисла. Родные своей заботой проложили ему прямую дорогу в крематорий. Так что не надо обо мне заботиться — я сам в состоянии принести себе стакан воды. И сейчас вы либо помиритесь и сделаете вид, что можете терпеть друг друга, либо оба отправитесь на улицу. А старый "дерзкий волкодав" будет жить себе дальше… Ну? Чего застыли?
Мы с Шизуки переглянулись. Её взгляд вряд ли можно назвать добрым. Мой же был сама благожелательность и участие. Я поклонился, не вытаскивая руки из ладони Норобу:
— Простите меня, госпожа Исикава, что подумал про вас плохое. Вы в самом деле заботитесь о моём учителе. Я буду рад оказать вам любую помощь, какая вам понадобится.
Она чуть помедлила, потом перевела взгляд на сэнсэя. Тот поджал губы. После такого она тоже кротко поклонилась мне и произнесла:
— Я прощаю тебя, Изаму-кун. Я искренне сожалею о происшедшем и, надеюсь, в дальнейшем у нас не возникнет подобных ситуаций.
— Вот и хорошо. Молодцы! — проговорил сэнсэй. — А сейчас мы пообедаем и отправимся в деревню. Хорошо, что вы помирились, а то идти в деревню врага недругами вообще ни в какие рамки не лезет. Мы и так можем не вернуться, а если будем рычать друг на друга, то не вернемся наверняка.
— Ты прав, Норобуш… Норобу, — поправилась Шизуки. — Но, может мы отправим туда молодого хинина? Всё-таки это его вина и, значит, ему и отвечать.
— Вот в том и разница между нами, Шизуки, что я своих друзей не предаю, — усмехнулся Норобу.
— Опять? Я уже не раз говорила, что тогда была ошибка. Неужели ты будешь напоминать мне об этом всю жизнь? — заломила руки Шизуки.
— Ладно, я всё равно простил тебя, но… чувство сожаления осталось, — пожал плечами сэнсэй. — Приступим же к еде и отведаем, что приготовила старая подруга. Изаму, ты можешь взять себе на кухне — там ещё осталось.
— С радостью разделю вашу трапезу, — с легким поклоном я отступил в сторону кухни.
И опять взгляд Шизуки вряд ли можно было назвать дружелюбным.
Глава 8
Мы не стали дожидаться Киоси. Передали Тигру, что отправляемся в деревню, скрытую в бамбуке и строго-настрого велели не ходить за нами. Чтобы было понятнее, сэнсэй как следует обматерил Тигра и тот промямлил, что всё понял.
Я и Шизуки сохраняли молчаливый нейтралитет. То есть между собой не общались, говорили в основном только с сэнсэем. Меня это устраивало, похоже, что её тоже. Норобу только посмеивался, глядя на нас. Он сидел на переднем сидении машины, любезно предоставленной Мизуки Сато. Водитель из якудзы молча приветствовал нас и повел автомобиль аккуратно, но быстро. Мы же с Шизуки разместились на задних сидениях и прижались к дверям так, чтобы между нами было как можно больше свободного пространства.
— Эту деревню найти нелегко. Если не знаешь, куда идти, то и вовсе будешь блуждать по горам сотню лет, да так и не сыщешь. Недаром же она называется скрытой в бамбуке.
— Я слышал, что ниндзя вообще все из себя крутыши, — сказал я, чтобы поддержать беседу.
— Ты правильно слышал. Правда, большую часть историй сочиняют сами ниндзя, чтобы повысить стоимость своих услуг, но среди мифов есть и правдивые истории. Например, известно ли тебе о выдержке и выносливости ниндзя?
— А что мне должно быть известно?
— Есть история про то, как поразили сёгуна Токунава в уборной. Сёгун тогда вернулся из долгого похода и сел посрать, а его в этот миг поразил снизу меч затаившегося в сортире ниндзя. Тот ждал сёгуна трое суток, почти полностью утонувший в дерьме. Представляешь, какая выдержка должна быть у человека?
— Трое суток дышать говном? Мда, не завидная у них работенка, — покачал я головой. — А как он узнал сёгуна? По форме жопы? Или сёгун разглядывал чего-то в бурой жиже?
— Вот тебя в самом деле интересуют такие детали? — сморщила нос Шизуки. — Или это корни предков взывают?
— Какие корни предков? — не понял я.
— Хинины же всегда копались в земле и в нечистотах…
— Шизуки, перестань. Кот тоже из хининов, но ты его не подначивала! — прикрикнул сэнсэй.
— Прости, Норобу, не подумала, — тут же сменила тон Шизуки. — Кот хороший друг и товарищ. Он никогда бы не позволил друзьям попасть в беду из-за себя.
Сэнсэй только фыркнул. Он переглянулся с водителем, который вежливо улыбнулся в ответ и снова обратил внимание на дорогу. За нами следовала неприметная малолитражка, водитель иногда поглядывал на неё, однако Норобу успокоил его, сказав, что это сопровождение, что так надо.
Из Токио мы добрались до Титибу всего за какой-то час. По японским пробкам это считалось очень быстро. Во время пути я копался в телефоне, в поисках информации об этикете и как вести себя в гостях так, чтобы не уронить лицо. Мне же предстояло ещё выдержать испытание за столом семейства Утида.
Норобу показывал путь, мы молчали. С асфальтированной дороги свернули на сельскую, каменистую. Сопровождающая нас малолитражка проехала дальше. Похоже, что сейчас нас повели другие люди. На этот раз более профессионально обученные, так как я не смог разглядеть по бокам скрытых наблюдательных пунктов. Понятно, что никто не будет расставлять вышки, но замаскированную лежку всё-таки иногда можно увидеть. Хотя бы по отблеску в линзах оптики.
Горы высились по сторонам хребтами спящих великанов. Густая поросль деревьев порой скрывала каменистые проплешины так, словно там был настоящий чернозем, и каждое растение стремилось воткнуть в него свой корешок.
Вскоре автомобиль остановился возле бамбуковой рощи. Норобу скомандовал высадку. Я вышел и чуть повел плечами, разминая их, а заодно незаметно оглядываясь по сторонам. Зеленые узловатые стволы бамбука частоколом пик тянулись в небо. Среди узких длинных листьев шуршал пробегающий ветер.
Я не заметил никого, ни одной человеческой души. Пролетающие птахи косились на нас заинтересованно, чуть поодаль из рощи высовывалась точеная голова лани. Черный нос подрагивал, пытаясь определить источник бензиновых выхлопов.