Что же они такое – эти воспоминания, рассказы людей, записанные на магнитофонную ленту, когда прошло уже столько времени? Насколько это документ? И какой это документ?
Мы не боимся сами задать такой вопрос, потому что нам, кто видел, слышал всех этих людей, – очень разных и в то же время в чём-то очень схожих, – нам ответ известен.
Да, это документ. Психологический, социальный. И не только документ того, как сегодня, в 70-е годы, народ помнит военные Хатыни, но и чрезвычайно весомый документ о правде самих событий. Хоть и прошло с того времени более четверти столетия.
Правда этих рассказов прежде всего психологическая. Что и как было с ним самим, как чувствовал, воспринял, видел он это сам, – человек помнит настолько точно, что правда эта не только убеждает тебя, но звучит порой просто невыносимо. Настолько в упор смотрит память на те жуткие события и приближает к тебе их так внезапно, сразу, таким «крупным планом», что сам ты становишься как бы свидетелем – не слушателем или зрителем, а свидетелем происходившего…
«Я не из этой, но тоже из огненной…» – услышали мы на Витебщине, в Шумилинском районе.
Женщина говорила о деревне, однако же и о памяти: огненная!
Психологическая правдивость этих рассказов – немалая гарантия и всякой другой точности, фактической – также. Здесь возможны, понятно, и ошибки, провалы памяти (когда что происходило, фамилии людей, последовательность событий). В таких случаях мы старались уточнять рассказы.
Бывшие партизаны рассказали нам, как на шоссе Могилёв – Бобруйск была уничтожена группа карателей. Часть тех самых эсэсовцев, которые убили в Борках тысячу восемьсот мирных жителей.
Алексей Андреевич Ананич.
«…Было их так человек шестьдесят. Эсэсовцы. Но что характерно – характерно было то, что когда мы брали их штыки, то они были в крови. Это была одна из групп, что участвовала в Борках…»
Иван Сергеевич Ананич.
«…Возьмём их вещмешок, дак там детское барахло было. Даже вынимали их эти финки, так в крови были. Они людей прирезали и бросали в огонь…»
На магнитной ленте остались наши настойчивые (может, даже и слишком настойчивые) вопросы: как оно всё же было, как происходило? Эсэсовцев было шестьдесят, партизан сто с чем-то, да из засады – можно было уничтожать фашистов, даже никого не потеряв. Одного только партизана ранили.
Однако ж, как мы узнали, тот бой начался не совсем удачно.
Иван Сергеевич Ананич.
«Не доехали машины метров пятьсот – некоторые наши стали патроны загонять в патронники. И нечаянно один партизан выстрелил. Немцы услышали выстрел. Одни спешились, шофёр открыл дверку и потихонечку ехал. А немцы куветом идут…»
При таких обстоятельствах да такой бескровный для партизан бой? Не легенда ли это малость? Честно говоря, мы засомневались, что всё здесь точно.
– А сколько их было всех?
– Их, говорят, человек шестьдесят было.
– Всех били?
– Всех.
– А машин сколько?
– Три, кажется.
– И один только раненый у вас?
– Да. У нас один раненый был только.
– А они, видно, не все по этой дороге пошли, ведь Борки очень большие и немцев больше приезжало?
– Да, может, на Могилёв пошли часть. А мы лежали в сторону Бобруйска.
Потом, расспросив хорошо ещё людей, мы убедились, что так и было: на самом деле – на диво удачно провел бой Аркадь Антюх, который командовал партизанской ротой. Всё так и происходило, как рассказывают Ананичи Иван и Алексей.
Продолжает рассказ Иван Сергеевич.
«…Отдаёт приказ: сделать не простую засаду, а держать настоящий фронтальный бой. Огня у нас, мы чувствуем, хватит – мы решили принять бой. Для этого мы расположили взводы буквой «Г». А самому правофланговому взводу командир дал команду: как только завяжется бой, пересекать шоссе и – цепью для того, чтобы легче было расправиться…
Ну, завязался бой. Оттуда наши уже стали перебегать, чтобы окружить, но – тут был пулемётчик немецкий.
Я перебежал в канаву, где немцы, и, пока подбежали наши, развернулся и убил пулемётчика и второго номера тоже, и тут же, в этот момент и мне в ногу ударило… Я сел, пока меня перевязали, прошло пять минут, и бой, операция была закончена. Ребята подбежали и смяли их, буквально за пять минут…»
Конечно, так допытываться обо всём, так «муштровать» (пусть они нам простят!) мы могли по-дружески только хлопцев-партизан. Уточнять рассказы женщин или стариков, что прошли через все ужасы, не станешь вот таким «открытым способом». Здесь уже мы старались опросить как можно больше людей, специально обращая их внимание на тот или другой факт (дату, количество жертв, фамилии, последовательность событий и т. д.), искали материалы в местных музеях, смотрели документы в райкомах и райисполкомах, обращались к документальным книгам и специальным архивам.