Трофимыч замер, на несколько секунд прицеливаясь в движущуюся цель. Несколько секунд, которые растянулись для меня в часы. Будто он хотел показать мне мутантов во всей красе.
– Пацаны, – протянула задняя «туша». Самая большая из трех, и самая уродливая.
Автоматная очередь, еще одна… Клацает затвор. Странно, от грохота почти ничего не слышу, а вот металлический щелчок ясно и четко. Что хочет автомат, я не понимал, зато понимал его хозяин. Одна «туша» уткнулась мордой в грязь. Трофимыч ее достал.
Он вынул пустой магазин и кинул вглубь помещения. Именно таким я запомнил Трофимыча. С автоматом, весь собранный, как стальная пружина, и красиво откинутый магазин. Нет, запомнил не только из-за красоты момента. Это значительный момент в понимании мной Зоны.
Магазин влетел в голубой туман, и здание колхоза вспыхнуло ультрамариновыми молниями.
– Беги!!!
Крик полоснул меня, как ножом, и я побежал, как не бегал за всю воинскую карьеру. На ватных ногах, из которых как будто вынули кости, с ощущением большого куска льда на спине. Да, это настоящий страх.
Я бросился к ветрянке через поле, залитое грязью.
– Кузьма!!! – услышал я окрик. Повернулся на ходу, стараясь думать, как быстрее переставлять ноги, переставлять ноги…
Лицо Трофимыча было страшнее морды мутантов. Я потом понял, это напомнило случай в больнице. Я тогда дежурил санитаром в ночные смены. Привезли девушку, красивую блондинку. Она терпела боль в животе не первые сутки. Пила обезболивающие, говорила маме, что все хорошо. Не хотела шрама на своем плоском животике. Ее привезли в тяжелом состоянии. Аппендикс лопнул, начался перитонит, гной растекся внутри ее живота. Хирург, не помню фамилии, помню, что он курил одну сигарету за другой.
Девочка в бреду шептала: «Не надо шрама, не надо». Хирурга уговаривали сделать все по науке, длинный разрез от мечевидного отростка и вниз, ниже пупка. Он же сделал, как она просила. Многочасовая операция, еще неделю приходили ее родители и угрожали. Если случится осложнение, то суд и все дела…
Девочка поправлялась. Выздоравливала. Хирург провел блестящую операцию. Разрез получился сантиметров пять. В день выписки, когда сняли швы, девушка сказала:
– Вы просто мясник. Зачем сделали такой большой разрез?
В тот миг я стал похож на блондинку, а сталкер – на хирурга. Блестящая комбинация, которую он составил за миг. Комбинация, единственная правильная, где слабым звеном оказался Кузьма Новиков.
Я не знал, что «разрядке» требуется время на восстановление энергии. Вернее, знал, но даже в мыслях не возникало, что через этот голубой туман можно успеть пробежать.
Трофимыч, кинув обойму, не просто разрядил аномалию, давая мне дорогу. Он еще испугал мутантов, и если первая туша просто умерла от пуль сталкера, то остальные шарахнулись назад. Удлиненные копыта глубоко вошли в грунт, огромная масса по инерции завалилась в грязь.
Для меня поле – это клочок грязи и дороги, по которой мы сюда пришли. Для Трофимыча – статическое поле. По поводу такого определения с ним можно поспорить. Для меня прямо – это к ветрянке. Для него – к люку.
Комбинация, как в шахматах. Мы проскакиваем через аномалию и, пока «тушки» в панике, успеваем к воротам. Блестяще. Только я бежал в другую сторону, думая только о том, как переставлять ноги. Старые берцы не зацепились, как следует, на влажном куске глины, и я упал лицом в Зону.
9
Ветер, гуляющий целый день без дела, подсушил грязь, к тому же я успел выставить руки. Поэтому плюхнулся только правой стороной лица, которую холодная жижа обхватила плотной маской. Я тут же постарался вскочить, испачкав ладони. Не получилось! Чертово ружье, да будь проклят начмед и оружейник, было засунуто за ремень. Приклад больно уперся в подмышку, я охнул и чуть не завалился набок.
Трофимыч перестал ругаться, видимо экономя силы. Зато заговорили на своем языке мутанты. Получалось, кто-то взял, да и сделал ремикс на визг свиньи. Высокий, противный звук. Я еще жаловался на «пацаны»! Крупная «туша» усиленно визжала, то ли подбадривая себя, то ли заставляя другую напасть на меня и Трофимыча.
Сталкер подбежал ко мне, рывком поставил на ноги:
– Быстро залез на ветрянку, дурак! – уместил он в одной фразе и порядок дальнейших действий, и характеристику моих умственных способностей. Вспомнилось, дурак является производным от латинского слова дура – твердый. Так казаки бы и говорили: Кузьма, ну ты дура.