Яков Михайлович был человеком немногословным и сдержанным. Никогда на людях не касался политики, уходил от этой темы. Со мной был откровенен. Если нам случалось оставаться в комнате одним и разговор касался острых тем, Яков Михайлович замечания свои высказывал весьма односложно, но веско и образно. Лаконизм и образность приводили меня в восхищение. С ранней юности я был ярым поклонником афористичности речи.
Человек высочайшей культуры, образованности, Уманский владел в совершенстве основными европейскими языками. Теперь же на склоне лет находил еще время для изучения грузинского языка и говорил, что язык этот ему все больше и больше нравится. Нас, серых, все это поражало и казалось причудами. Слишком велик был разрыв между нами и им!
Из древних языков Уманский знал древнегреческий, латынь, древнееврейский и арабский. На книжной полке, иногда на кровати его я видел крошечную книжечку размером меньше записной — это был Коран на арабском языке. Давно, еще до тюрьмы Коран вызывал у меня интерес, притягивал какой-то таинственностью, но в моем окружении не был доступен. Я расспрашивал Якова Михайловича о Коране, о сути его. Он пробовал мне объяснять, добавляя при том, что комментарии к Корану во много раз превосходят по объему Коран.
— Вашим будет этот Коран, — говорил он, — изучайте арабский.
Я тяжело вздыхал. За городом у меня была семья, дочь и жена, в городе работа и учеба в УКП технического вуза. Недавно лишь я рассчитался с математикой и глядел на Уманского, не утратившего к ней интерес, с большим удивлением. Не до арабского было мне.
20 сентября 1951 года в день смерти Якова Михайловича, вернувшись с работы домой, я узнал о случившемся. Комендантша уже успела убрать его вещи, постель и книги. Только серо-зеленый квадратик Корана в потертом и засаленном коленкоре сиротливо лежал на тумбочке, видимо, не признанный вещью, достойной сохранности, ценности. Я раскрыл его, поглядел на кружевную арабскую вязь письма, хранящую свою тайну, и, как память о Якове Михайловиче, взял" себе, боясь, что уборщица выбросит. Я хранил его 18 лет, а уезжая из Магадана, подарил Коран Алику Мифтахутдинову, молодому магаданскому прозаику, также мечтавшему тогда о Коране.
Говорили, что на похороны Якова Михайловича приезжала дочь. Я не видел ее. Позже я узнал, что приезжала не дочь, а ленинградская племянница Люба. Дочь Елизавета, отказавшаяся от отца после его ареста, в переписке с ним не состояла и на похороны не поехала. Сусанна, любившая отца и помогавшая ему, поехать в Магадан не могла по многосложному своему нездоровью. Такой путь был ей не под силу.
Яков Михайлович Уманский — выходец из семьи потомственных раввинов, из тех евреев, что при Екатерине Второй переселялись из Испании в Польшу, из Польши в Бессарабию и на Украину. Родился Яков Михайлович в 1877 году в Кишиневе. В Черкассах окончил частную гимназию, находясь на частной стипендии. Его сестра Вера училась в той же гимназии, также будучи стипендиаткой.
Высшее образование Яков Михайлович получил еще до первой мировой войны 1914 года. Медицинское — в Сорбонне, математическое — в Лозанне.
В первую мировую войну Уманский ушел врачом на фронт. На Галицийском фронте познакомился с одним из братьев Михаила Булгакова — Дмитрием, тогда вольноопределяющимся. В Галиции Дмитрий Булгаков и погиб. Уманский долго еще оставался в Галиции, активно выступая против лихоимства и коррупции интендантов. За это попал под военно-полевой суд, был судим и сослан в Томскую губернию. Там врачевал. С началом революции вернулся в Киев. Там при нем прошли все смены властей. И после войны еще он продолжал работать в военных госпиталях.
В Киеве Яков Михайлович женился на дочери киевского купца Зильберштейна Любови Осиповне. У них родились две дочери: Елизавета и Сусанна. Жена Якова Михайловича умерла еще до его отъезда в Дальстрой. Перед отъездом Уманский жил в Москве на Таганке и работал в поликлинике Метростроя. В Магадан Яков Михайлович прибыл в 1935 году.
Еще в Москве и ранее круг врачебных интересов Уманского был обширным. Всегда он работал врачом широкого профиля по типу российского земского врача. В его время еще не существовало узкой специализации. Всю жизнь он проявлял интерес к патологической анатомии. Это давало ему возможность увидеть деструктивные изменения в организме, вызванные тем или иным заболеванием. А также давало возможность понять характер воздействия на организм того или иного средства лечения. Все это Уманскому как врачу делало честь — его неформальное, неравнодушное отношение к больному и к своей профессии.
Среди многих идей врача Уманского обращает на себя особое внимание диагностика некоторых заболеваний по запаху. Опыты эти проводились им в Магадане, надо полагать, в тридцатые годы, когда рентген и широкопрофильная медицинская лаборатория не всем лечебным учреждениям были доступны. Диагностика того времени строилась на специфике поведения больного, его жалобах и на таких методах исследования как пресловутое врачебное «ГПУ» — глаз, палец, ухо. Иными словами — осмотр, прощупывание, простукивание и прослушивание.
Как в моем представлении могла возникнуть идея использования обоняния в диагностике? Известно, что не только каждый человек обладает собственным, индивидуальным запахом (криминалистика, служебное собаководство). Многие насекомые по запаху находят друг друга. Существуют видовые запахи: «пахнет кошками», «пахнет мышами», «пахнет клопами», «запах мокрой собачьей шерсти». Многие животные обладают специальными железами, выделяющими пахучие вещества, играющие важную роль в их жизни. Хирурги прекрасно знают, что при гнойно-воспалительных заболеваниях, при вскрытии флегмон и абсцессов запах гноя не идентичен, а зависит от микробной флоры (стрептококк, стафилококк, анаэробная инфекция и пр.). Обоняние человека несовершенно, нюх животных несравненно острее. Собака, как давний друг человека, оказалась достойным и надежным помощником. Оставалось научить ее реагировать на определенные запахи. Опыты с собакой Уманский проводил в Магадане. Понятен и туберкулез как ближайшее и подспорное заболевание для данного эксперимента. Выделительные функции у человека осуществляют: кишечник, почки, потовые железы и легкие. Так, например, алкоголь выделяется легкими при дыхании. Так же выделяются из организма фи-тонциды многих растений: валерианы, чеснока, лука. Запахи пота и мочи тоже не всегда одинаковы — они зависят от многих причин, в том числе от состояния организма, от происходящих в организме процессов. Для практического утилитарного подхода к этим явлениям потребовался острый аналитический ум. Уманский обладал им. Он приводил в кабинет собаку, наученную реагировать на определенные запахи. Недалекие и равнодушные его коллеги с издевкой говорили по поводу экспериментов Уманского:
— Скоро вместо врачей в палату будут приходить собаки в белых халатах.
Неудивительно, что в нашей заидеологизированной жизни, где каждый шаг и вздох находятся под неусыпным контролем людей некомпетентных (вспомним хотя бы судьбу генетики и кибернетики), эксперимент Уманского не мог получить признания и поддержки. А ведь Уманский даже опись запахов успел составить!
На Колыме Уманский встретил потрясающий феномен, носивший массовый характер, — алиментарную дистрофию и полиавитаминоз, уносившие много жизней. Как терапевт и как прозектор он имел возможность наблюдать патологические изменения в органах пищеварения у больных этого класса. В письмах с Севера Яков Михайлович с горькой иронией называл себя прозектором Колымы. И был фактически первооткрывателем редкого медицинского материала.
В 1937 году 10-го октября Уманского арестовали. По данным архива, он был арестован по ложному доносу и осужден к десяти годам лагерей по статье 58, пункт 10, что трактуется как антисоветская агитация.
Существуют различные варианты предъявленного ему обвинения: вариант В. Шаламова, вариант Е. Гинзбург. У меня нет оснований опровергать их, считая литературой, а не документом. Я тоже не держал в руках его «дела». Но в первой половине пятидесятых годов в магаданской больнице старшей сестрой и секретарем партийной организации работала Фаина Никитична Озерова. В эти же годы не менее половины медицинского персонала составляли бывшие заключенные, и совершенно открыто говорилось о том, что Уманский попал в лагерь по доносу Озеровой. А обвинялся он в том, что поддерживает политических заключенных — врагов народа, покупая на свои деньги для них продукты вплоть до красной икры, что соответствовало действительности. Но главным «преступлением» Уманского было то, что особую поддержку он оказывал православному священнику, а это простить нельзя было уже никак. В Магадане живы люди, которые это помнят. Вполне возможно, что последнее было не единственным обвинением, но соседство доносителя и жертвы под одной крышей тогда бросалось в глаза и волновало.