Я, кукла
Я, кукла
I. - Я хочу умереть... - полный печали шепот доносится из деревянного сундука. Какое-то время, кажется, что эти слова растворятся в пустой комнате, словно их не было вовсе. - А я боюсь смерти, - решается ответить другой голос. - Мы все боимся, - соглашается женский певучий голосок. - Потому и терпим, - подвожу итог я. И вновь тишина... Я уже давно привык к таким неспешным беседам, к постоянному ожиданию. Мы все привыкли. Лежать в сундуке часами, днями, неделями, месяцами... Затем полоса света - спектакль, короткие неохотные аплодисменты, и снова темнота. Все мы попали в этот сундук с разных концов Италии на закате актерской карьеры. Рваные пряди волос, грязные лохмотья вместо костюмов, отбитые глиняные носы и уши, - старина Мариони собрал нас в своем театре за сущие гроши. Театр! Сколько прекрасного и безвозвратно утраченного в этом слове. Вся моя молодость, вся моя жизнь связана с ним. - Я не могу больше терпеть! - голос Пульчи прерывает мысли. - Мой живот совершенно сгнил, и, кажется, моль уже отложила в него личинки. С Пульчинеллой сложно спорить - в отличие от остальных ему приходится еще тяжелее. Под, заляпанной жирными пятнами, рубахой - гусиный пух. Когда-то это было в новинку, мягкое пузо для толстяка Пульчинелла - ведь так забавно тыкать палкой в пуховый живот. Однако то, что раньше считали преимуществом, теперь серьезный недостаток. Пух сгнил и от Пульчи несет тухлыми яйцами. - Пульчи, пожалуйста терпи... - пытается успокоить женский голос Панти. - Зачем терпеть? Что изменится? - мучительно спрашивает Пульчинелла. - Ты сам знаешь что, - шепчет Панти. - Когда-нибудь мы, как и Он, сможем уйти из этого места. Уйти Сами... Вновь в нашей темноте воцаряется тишина. Возможно, каждый сейчас представляет этот момент по своему, что он сделает, куда уйдет. И я не против. Это редкие, добрые мысли о чем-то несбыточном, светлое пятно в темной жизни. - Да я быстрее сдохну! - снова прерывает мечтания Пульчи. - Ну, так пойди и раздолбай свою глиняную башку об стену! - не выдерживает нытья Бриг. - Только вот ты не можешь. Никто ничего не может, пока старый Мариони не поднимет твой крест. А значит лежать твоей чертовой башке в этом сундуке, вместе с нашими! Пожалуй, это было слишком даже для Бригеллы, обычно он воспринимал нытье Пульчи более спокойно. Не мудрено, что после такой тирады у всех пропадет желание разговаривать. По крайней мере, на какое-то время. Интересная штука, время. Когда лежишь в темном сундуке, среди грязного тряпья и товарищей по несчастью, время прекращает существовать. Или мы перестаем его ощущать. Но через час, а может быть через день, вновь раздастся чей-то голос. - Интересно, где сейчас Пиноккио? - на этот раз первой начинает разговор Панти. Я словно вздрагиваю. Не часто мы называем Его имя. Поневоле приходит осознание, что он ушел, а ты нет. Ведь ты не можешь. Ведь ты всего лишь кукла... II. Театр это особый мир для зрителей и совершенно другой для актеров. Мы, актеры, живем пьесами, в одной мы добрые принцы, в другой злодеи, беззаботные богачи или грязные нищие. Мы разные, но каждая роль - это маленькая жизнь, прожив которую ты умираешь под звук аплодисментов и перерождаешься вновь с поднятием занавеса. На сцене мы живем, а зрители лишь наблюдают, коротая вечер. И в этом разница - Здесь наша жизнь кончается, а люди продолжают жить дальше. Таков мир театра, в котором я когда-то выступал. Кукольный театр старины Мариони совсем другой: одна роль, одна пьеса, один спектакль и несколько скучающих зрителей. Реквизит расставлен, нити натянуты, кресты в руках Мириони, занавес поднят! Нелепо выплясывая, на сцене появляюсь я. Яркий костюм из красных и черных ромбов обтягивает деревянное тело, шутовской колпак нахлобучен на глиняную голову, на выбеленном лице безумная улыбка, выжженная аргентиновой краской. Через отверстия в руках, ногах, затылке и тазовой части протянуты нити. Каждая нить крепится к деревянному кресту, балансируя которым Мариони заставляется куклы двигаться. - А вот и я, а вот и я, Арлекино звать меня! - Мариони старательно завышает голос, выдавая его за подобие моего. - Сейчас будет представление, и вы получите впечатление! Сегодня театр почти пуст. Театр... слишком громкое название для просторного сарая с грубо сколоченной деревянной сценой посредине и десятком скамеек. Передний ряд занимают несколько зевак, левее расположились двое детей в грязной одежде. У таких явно нет денег, а значит, Мариони вновь будет недоволен. Нелепо болтая ногами, удаляюсь за кулисы, Мариони бросает мой крест, нити ослабевают, и тело с глухим стуком падает на доски. Нарисованными глазами продолжаю следить за действием на сцене. Появляются Панталонне и Бригелла. Панти в пышном красном платье с откровенным декольте и белым кружевом. Под тканью проступает грубо вырезанная деревянная грудь, на голове черные конские волосы уложены в подобие прически, пронзительно голубые глаза и сочные красные губы. Бригелла неуклюже пытается задрать Панти платье. Под подолом видны красные панталоны. Панти заливисто смеется и отбрыкивается. Бригелла, в белом наряде подпоясанный черным ремнем, обтягивающие штаны и камзол с пышным бантом на груди. На голове широкополая шляпа, на лице вырисованы строгая бородка и усы. Линия губ слегка искривлена в улыбке. На поясе болтается короткий меч. - Дорогой, ну не здесь, - тонким голосом озвучивает Мариони. - Здесь же дети. Панти старательно виляет задом, отодвигаясь от Бригеллы. - Да хоть дети, хоть их родители, - веселым голосом отвечает Бриг и бегает по сцене за девушкой. В зале раздаются неуверенные смешки. Дети смотрят во все глаза, с нетерпением ожидая продолжения. - Дорогой, но тебе ведь пора на службу, - напоминает Панти, оказавшись в объятиях Брига. - Каналья, - в сердцах восклицает Бригелла и отпускает Панти. Кукла со стуком падает на сцену. Противный смех зрителей режет уши. «Прости, Панти» - извиняется Бриг. «В сотый раз даже не больно» - почти смеется истинная Панти. Бригелла, нелепо задирая ноги, покидает сцену, Панти остается лежать. Вновь мой выход. Неуклюжей походкой, словно паяц, выхожу на середину сцены. - Не успел Бригелла дверь закрыть, Пульчинелла поспешил прибыть, - объявляю я не своим голосом. На сцену выплясывает Пульчинелла в голубом костюме. Пузо из гусиного пуха выпячено вперед, на пухлом лице нос картошкой и круглые щеки. Глиняную голову покрывает остроконечная шляпа. Увидев Пульчи, Панталонне вскакивает и лезет обниматься. Толстяк смешно отпихивается. - Ну, дорогуша, здесь же дети... - низким басом смеется Пульчи голосом Мариони. - Да хоть дети, хоть их родители! - страстным голосом восклицает Панти и сама задирает подол платья. - Давай, толстый, покажи как надо с бабой! - слышатся одобрительные возгласы в зале. «Панти, ты же знаешь, я не хочу этого» - тихо произносит Пульчинелла. «Все хорошо, мой добрый Пульчи, это просто пьеса» - мягко отвечает Панталонне. Под дикий гогот зала, слышен стук деревяшек и противные стоны Мариони. - Ах... ох... еще мой дорогой Пульчинелла, еще! - Руки кукловода крутятся с немыслимой скоростью, запутывая нити. В эти минуты, кажется, что я слышу скрежет зубов Бригеллы с другой стороны кулис. Мой выход. - Не знали любовники что иногда, опасно мужу наставлять рога! И вновь тело неразборчивой кучей деревяшек выброшено за кулисы. На сцене стремительно появляется Бригелла с обнаженным мечом в руке. Пульчинелла рывком поднимается на ноги. Панталонне остается лежать на сцене. - Я покажу тебе толстяк, как чужую жену лапать! - Не надо, я итак умею! - противно смеется Пульчи. Бригелла размахивается и бьет мечом толстяку по пузу. - Ой, не надо! Ой, мамочки! - визжит за сценой Мариони, задирая руки куклы вверх. Бриг продолжает лупасить мечом по пузу. - Будешь знать, толстяк, поделом тебе! Зрители смеются и тычут пальцами. - Жахни толстяку, как он твою жену жахал, - кричит мужчина в рваной рубахе. Друзья одобрительно хлопают по плечу. «Прости Пульчинелла, прости!» - заговорено повторяет Бригелла. «Пожалуйста, ПРОСТИ!» Толстяк ничего не отвечает. Мы не можем двигаться без нитей, нас не слышат люди, но мы все чувствуем. Чувствуем все, что происходит с нашим телом. И Никто не может представить, что чувствует Пульчинелла. С чем сравнить ощущение, когда все внутренности живота сгнили, когда каждую минуту жизни чувствуешь боль, и вдобавок по самому больному месту нещадно лупят мечом, десятикратно увеличивая муки? Но на глиняном лице лишь веселые глаза и натянутая улыбка. Пульчи обессилено падает на сцену, но Бриг все равно продолжает лупцевать несчастное пузо. Я каждый раз проклинаю себя, за то, что происходит дальше. - А пока Бригелла злится, время Арлекину порезвиться! Тело склоняется над Панти, вновь слышится деревянный стук, смешивается с глухими ударами меча. Люди в зале бьют по лавкам кулаками в приступе смеха. Спустя несколько минут беспрерывной вакханалии, куклы падают. Лишь я крадучись выхожу на середину сцены. - Ученье, добры люди, велико, и рыбку съесть и не пойти на дно! Тело скручивает пополам в низком поклоне. Занавес, вялые аплодисменты. III.