— Вам знаком снайпер, которого вы захватили?
— Да.
— Почему же вы его не ликвидировали. Вы же знали, что он вас раскроет, а это значит, вам грозят большие неприятности.
— Да знал. В спецлагере я висел на волосок от смерти и, в какой- то степени, ее присутствие не только продлило мне жизнь, но и спасло ее. Это была благодарность. И, потом, я все же надеялся на благополучный исход. А когда я попал сюда, то понял, что я здесь нужен и это тоже вполне устраивает тех, кому служу.
— Хорошо. Пока отойдем от этого вопроса. Ваш шеф, у которого вы служили раньше, а так же некоторые лица других группировок, которые вас знали, погибли. Самое странное, мы не нашли ваших следов в этом деле. Что же произошло?
— Я помогал разрабатывать некоторые операции по их уничтожению. Но сам не участвовал. Мне удалось столкнуть лбами эти две группировки. И там началась кровавая каша. Были третьи, более молодые силы, которые были заинтересованы в ослаблении своих противников. Эти силы выделяли своих ребят и я, под видом противоположной стороны воюющей группировки, устраивал резню ее противников. Потом наоборот, я натравливал ребят на другую сторону, вопя на всех перекрестках, какие кровожадные то те, то другие.
— Вы сказали в ослаблении противников, а почему не уничтожении? Было бы проще, захватить их кормушку и делу конец.
— Некоторые кланы просто неистребимы и, зная систему пополнения их рядов, это просто, обрести себя на длительную войну. Особенно это касается закавказских кланов.
— Могли бы вы сказать, за что вы уничтожили своих противников? Или по другому, не могли бы вы объяснить причины уничтожения людей?
— Лидия и следователь были случайностью. Лидию я хотел пугнуть, она отделалась бы разбитой мордочкой, а вот следователь, здесь все несколько запутанно. Дело в том, что этот следователь был из КГБ. В ходе работы со мной, он применял приемы садиста. Меня он пытал, мучил и еще при нем я еще высказывался, что если буду жив, его удавлю. О нем я как- то не вспомнил, когда вырвался из лагеря, а когда увидел в таможне, то подумал, что он неспроста здесь и я попался, что это облава и когда он встал поперек, я просто отпихнул его и постарался удрать. В отношении моего шефа и остальных- эти меня продали, причем дважды. Первый раз, когда во время разборок, всю вину своих провалов свалили на меня и пытались за это убить. Второй раз, когда я был взят, меня ни кто не выкупил. Даже этого паршивого черномазого, из- за которого разгорелся весь сыр- бор, мафия сумела выкупить и спасла от смертной казни. Меня же ни мой шеф, ни кто другой, даже, не пытались этого сделать.
— Вы говорили о третей стороне, которая участвовала в этих разборках. Кто это?
— Молодежь. Новое хищное, еще более изощренное поколение преступников, которое стремится захватить все рынки сбыта, столкнув старых «воров в законе», находящихся у власти. Я думаю, все группировки, что поделили сейчас власть, со временем попадут под их влияние. Поверьте, они уничтожат всех конкурентов и будут владеть городами и областями.
— Полковник, у меня к лейтенанту вопросов больше нет. У вас, наверно, есть что-нибудь к нему.
— Да, пока, тоже ничего. У вас лейтенант есть ко мне какие-нибудь вопросы? — обратился он ко мне.
— Да. Я прошу увольнительную и вашего разрешения съездить в город…. в госпиталь к своему другу. И еще, нельзя ли устроить мне свидание в тюрьме с Гердой Калниш.
Они переглянулись.
— Хорошо. По поводу, увольнительной, я ее вам дам, а вот с Калниш, придется подождать. Мы устроим когда-нибудь вам свидание. Обещаю. Еще что-нибудь?
— Полковник, можно ли сохранить ей жизнь.
— Вы много хотите, лейтенант. Она наемник и, по законам нашей страны, ей обеспечена смертная казнь. Суд рассмотрит и решит ее судьбу.
— Она сломалась. Для женщины такие удары, это перелом на всю жизнь.
— Не будем устраивать дискуссию по этому вопросу. Все. Идите.
ЧАСТЬ 9
Декабрь 1993 г. Сербия. Больница в городе….
Я прибыл в уже знакомую больницу и обратился в справочную.
— В какой палате Шипов А.?
— Шипов А. Состояние удовлетворительное. Температура 36,9. Палата 7, хирургическое отделение, второй этаж по лестнице направо, — затараторила медсестра.
— Скажите, а работает здесь медсестра, ее звать Мила. Фамилии, к сожалению, я не знаю.
— Справку о медперсонале не даем, — фыркнула она.
Ну как в России — подумал я.
Порывшись в вещмешке, я вытащил большое яблоко и положил его ей на окошко.
— Это такая беленькая из хирургической, она должна быть сегодня. Я ее видела в начале смены, — сказала девчушка и уволокла яблоко в громадный карман халата.
— Спасибо, — и я пошел вправо по лестнице.
Вот и второй этаж. Прохожу палаты 3…,5…,7… и иду дальше. Вот название «автоклавная», «ст. медсестра»… и я останавливаюсь. Стучу в дверь и слышу знакомый, рассерженный голос.
— Погодите. У меня обед, подойдите позже.
Я уже вламываюсь в двери. Мила сидит за столом с бутербродом в руке. Рядом на столе дымит кружечка кофе, разнося приятный аромат, гораздо лучший, чем запах больницы.
— Виктор, — стонет она. — Боже, Виктор.
Я подхожу к ней и целую ее сначала в голову, потом, в пахнувшие ветчиной и кофе, губы.
— Ты, все-таки, пришел. Я так тебя ждала. Я думала все, исчез и, даже, адреса не оставил. Боже, последнее время я о тебе только и думала.
— Это очень хорошо, радость моя, — еще раз поцеловал ее.
Мила бросила бутерброд и, обхватив мою голову руками, крепко прижалась ко мне.
— Знаешь, я все боялась, а вдруг тебя ранят, вдруг еще хуже…. А от тебя ни весточки. Слава богу, ты жив.
— Мила, Милочка, я не только жив, но даже получил повышение. Я уже офицер.
— Правда. Ах ты мое рваное ухо. Ты надолго?
— На два дня. Я отпросился у начальства проведать Шипа и, заодно, увидать тебя.
— А с Андреем плохо. Нет, температуры нет. Он на половину парализован. Вся правая часть туловища не двигается и это, видно, навечно. Он это понимает и настроение его ужасное.
— Когда ты кончаешь работать?
— Через четыре часа.
— Я пойду к Шипу и подожду тебя.
— Нет, ты пообедай, а потом иди, а то обвинишь меня потом, что голодом уморила, — она стала суетится, потом смешно схватилась за голову.
— Ох и дура же я. Даже не предложила тебе кофе. Погоди, сейчас бутерброд разрежу и поедим вдвоем.
— Мила, ничего не надо. Пообедаем мы с тобой потом, в ресторане или в кафе, а сейчас…, - и я высыпал ей из мешка часть яблок.
— Ого какие большие, где ты их украл.
— Интенданта расколол на ящик больших.
Яблоко оказалось для Милы таким большим, что она утонула в нем, пытаясь откусить кусочек.
— Какие вкусные.
Мила оторвалась от яблока и, вытащив из прозрачного шкафа стакан, налила мне из термоса кофе. Я осторожно, двумя пальцами взял стакан и Мила засмеялась.
— Виктор, для твоей комплекции подойдет только кастрюля, но ты прости меня, я ж тебя не ждала и кофе столько не могла наготовить.
Мы пришли к Шипу в палату, когда он спал.
— Андрей, — позвал я.
Он открыл глаза и уставился на меня. Лицо становилось все более осмысленными, вдруг узнав меня, оно стало кривиться, глаза наполнились влагой и первая капелька воды побежала к носу. Андрей заплакал. Я прижался лбом к его лбу. Так мы молчали несколько минут. Когда я выпрямился, губы Андрея стали дергаться вверх уголком и он, всхлипывая, зашипел: «Это…в- с- е… кон-нец..»
— Андрей, вот сестра, она подтвердит и доктор мне говорил, что у тебя сильный организм и через пол года, ты будешь как штык. Правда Мила? — обратился я к ней.
Мила кивнула головой, а Андрей кривил губы и уже ничего не говорил. Слезы текли из его глаз.
— Андрей, я через консульство, попрошу, чтобы тебя быстрей отправили на родину.
Мила гладила его по голове и лицу, стараясь успокоить.
— Виктор, — сказала она, — пора уходить, он очень нервничает, не дай бог, ему будет очень худо.