— Я не перейду к вам, Геннадий Рувимович. Мне и здесь хорошо. А по поводу помощи, нельзя ли несколько обезьян из вашего питомника.
Рабинович и Кац переглянулись.
— Я подумаю над этим вопросом и считаю, мы найдем для вас более лучшее решение. По поводу микроскопа, завтра будут деньги, я сам потревожу министерство. Ладно Миша, здесь мы проездом, поехали голубчик в родные пенаты. До свидания товарищи. Валентина Степановна, вы не проводите нас.
Как только они ушли, Люба сказала.
— Сейчас он ей врежет. Особенно этот противный Кац.
— Любовь Владимировна, я, кажется, знаю, что задумал Рабинович, — сказал Геннадий Федорович.
— Вы по поводу обезьян.
— Да.
— Неужели Красноярск.
— Не сомневаюсь. Обезьяны стоят валюту и на перечете в министерстве.
— Скотина.
— Вы о чем? — попытался вмешаться в разговор я.
— Виктор Николаевич, — обратился ко мне Геннадий Федорович — вы все узнаете потом. Это пока мое предположение, но если оно сбудется, я обещаю вам все подробно рассказать. А сейчас идите по рабочим местам.
Посреди комнаты стояла Наташа и задумчиво гладила кролика, сидящего у нее на руках.
— Виктор Николаевич, — сказала она — я заметила, одну вещь. Наше лекарство действует не на всех зверюшек одинаково. У меня такое ощущение, что его надо дозировать в зависимости от величины уплотнения. Не дольешь, деление замедляется, но идет. Перельешь, уплотнение блокируется, но начинают страдать соседние здоровые клетки. Как сделать так, что бы доза лекарства соответствовала норме.
— Я это тоже заметил и пытался более или менее решить эту задачу. Грамм лекарства на количество клеток — это пока нерешимая задача, но есть два пути. Снять с рентгена размер опухоли на ЭВМ, во всех измерениях и теоретически подсчитать количество клеток и потребность лекарств. Другой путь — визуально, в зависимости от состояния больного, принимать малые дозы регулярно.
— Это мне попробовать?
— Да. Позови программистов и поставь перед ними задачу тоже. Но немножко расширь ее. Малые дозы должны тоже иметь предел.
— Я поняла Виктор Николаевич. Сделаю.
В это время в комнату ворвалась Валентина Степановна.
— Виктор Николаевич. Я только что поговорила с Геннадий Федоровичем о том, что бы переселиться в эту комнату.
— И что же сказал Геннадий Федорович.
— Он согласен, чтобы я заняла стол Лены Корзухиной.
— Но мне нужен химик, а не биолог.
— Это уже согласованно с Геннадием Рувимовичем. Он даже сказал, что готов облегчить вам работу, взяв всю химию на себя. Здесь мы будем, под вашим руководством, проводить биологические испытания над зверьками. — Передайте Геннадию Рувимовичу, что я химик, а не биолог и заниматься я буду своим делом.
— У нас общее дело Виктор Николаевич.
— Я надеюсь, что мы кончили разговор на эту тему. Если вам Геннадий Федорович разрешил переселиться сюда, переселяйтесь, но не говорите всем, что я вам это разрешил. Это я говорю при свидетелях, — обратился я к, внимательно прислушивающимся, женщинам в комнате.
— Как мы рады такому гостю, — раздался звонкий голос Светки — Эй, Москвина, ты чего разложилась на чужом столе, уступи диверсантке место.
Москвина глупо хихикнула и стала собирать бумаги.
— Вам не помочь перенести ваши вонючие тряпки из той комнаты? — не унималась Светка.
— Виктор Николаевич, я прошу оградите меня от постоянных оскорблений этой женщины, я этого еще не заслуживаю.
— Уж заслужила, не беспокойся, — ответила Светка, быстрее, чем я открыл рот.
— Валентина Степановна, этот коллектив в течении года, работает слаженно без перебоев, каждый на своем месте, работают без трений и конфликтов и если вы не уживетесь с этим коллективом, то я буду настаивать, что бы вас отсюда убрали.
Я повернулся и пошел в кабинет Геннадий Федоровича.
Прошла неделя. Мы: я, Геннадий Федорович и Борис Залманович сидели в кабинете и крутили в руках телеграмму, где лаборатории предлагалось выделить двух специалистов в Красноярский исследовательский центр. Там же указывалось, чтобы мы взяли с собой необходимые препараты и компоненты, а также штампы больных раковых клеток.
— Рабинович выполнил свое обещание, — сказал Геннадий Федорович — Как я и предполагал, он хочет спровадить вас Виктор Николаевич подальше, чтобы на вашем материале, здесь, наработать технологию получения препарата.
— Мало того, — дополнил Борис Залманович — он вас бросает в такую клоаку, что выйти порядочным человеком от туда, не возможно.
— Что же там такое? — забеспокоился я.
— Там секретный объект, где проводят исследования на людях.
— Да вы что?
— Да, да. Там их заражают, лечат, калечат.
— Но тогда я отказываюсь ехать туда, если это правда.
— Если ты откажешься, тебя вышвырнут как котенка от сюда или, в крайнем случае, пришьют дело за какое-нибудь разглашение государственной тайны.
— Что и это возможно?
— Здесь, да.
— Там, в основном, приговоренные к смертной казни или пожизненному тюремному заключению. Правда есть еще добровольцы из заключенных, которые хотят скостить себе срок, после экспериментов над ними, — сказал Геннадий Федорович.
— Но это все равно мерзко.
— Мерзко. Но давай подумаем так. Ты сделал препарат, а человек болен, неважно зек он или нет, испытывать его когда-нибудь надо или нет. Надо. Я думаю, это гуманно если мы его вдруг вылечим. Другое дело, когда здорового мы заражаем, а потом лечим. Медицинская наука была полна добровольцами, когда надо было исследовать всякие пакостные болезни. И это я считаю нормальным. Но я считаю ненормальным, когда мы заражаем, причем насильственно, людей и исследуем, как они мучаются.
— Ты же сам, хотел провести испытание препарата, — в дуэт спел Борис Залманович.
— Но я хотел обезьян.
— Кончиться все равно людьми.
— Лучше поезжай и смотри сам, на месте.
— Но в телеграмме, просят штампы?
— Бери. Они могут и пригодится, для пробирочных вариантов.
— К стати, — сказал Борис Залманович — здесь наведи порядок. Просмотри еще раз, какие оставляешь документы, какие реактивы, просмотри требования по которым получал компоненты со склада. Если есть компрометирующие, их надо уничтожить. И еще. С собой возьми Наташу. Уговори ее. Пусть здесь останется Света. Эта себя в обиду, в случае чего, не даст.
— Неужели это так серьезно?
— А ты спроси Геннадий Федоровича. Ему пол часа тому назад, звонил Рабинович, просил, в случае твоего отъезда, поставить старшим в группе, Валентину Степановну. Он еще подкинет химика, чтобы продолжить тему. Он считает, что ты у него в кармане и теперь, не нужен. Наверно Валентина хлестанула ему, что все данные она собрала и теперь осталось наладить производство препаратов. А теперь скажи честно Виктор, есть ли такая изюминка в работе, что ее раскрыть нельзя.
— Да есть.
— Кто ее знает?
— Я, Наташа и Света.
— А остальные. Как они? Вы ведь в одной комнате работаете.
— Они в рамках выживших и подохших крыс.
— Смотри Виктор сам. У нас есть еще возможность, убрать кого-нибудь, в ком ты сомневаешься, в другую лабораторию.
— Нет, пусть остаются.
— Хорошо Виктор, иди готовься.
Я поймал Светку в коридоре.
— Света выручай. Ты получала на складе гуанидинхлорид?
— Да.
— Я уезжаю в командировку. Вместо меня ставят Валентину Степановну. Надо все следы, что мы получали, что мы доставали и где брали компоненты, стереть. Понятно? — Витя, а что я получу в замен.
— Что хочешь, только действуй быстрей, через три дня я уезжаю.
— Вот и хорошо. Мне три дня вполне хватит. Эти три дня мои. Я тебя хочу Виктор.
— Светка, ты ошалела.
— Да миленький, ты нечаяно проговорился, что я должна брать, что я хочу. Я хочу тебя. Достаточно дорогой. Я пошла действовать. Сегодня задержись на работе Витек. Целую.
Она дернула ладонью от губ.
Три дня пролетели мгновенно. Я трудился как черт. Утром на работе, вечером со Светкой, а ночью с Любой. Люба читала мне много наставлений и просила не беспокоиться. Я попросил ее спрятать часть мембран, и принес их ей домой.