ЧАСТЬ 2
На вокзале в Красноярске нас ждала машина. Мы долго мотались по загородным дорогам, пока не въехали в ворота лагеря, с громадным дощатым забором, обмотанным колючей проволокой. Гостиница, куда нас привезли, была цивильная. Номера с ванной, телевизором, внизу столовая и буфет с недорогими блюдами. Мне и Наташе выделили по одноместному номеру. Я так устал, что не распаковавшись, тут же свалился и уснул. Разбудила меня Наташа. Она долго стучала в дверь, пока я не впустил ее в комнату.
— Хватит спать лежебока, пошли ужинать, а то скоро закроется столовая.
На ней было синее платье, с небольшим вырезом на груди. Выглядела она очень привлекательно. Ее черные волосы, большие, раскосые глаза, полные губы впервые, за время нашей работы, поразили меня. Все время в халате, дурацкой шапочке на голове, она терялась в общей массе в лаборатории. Даже когда мы были у Гали, на проводах ее жениха, она в брючатах и куртке не произвела на меня впечатления.
— Вот это да. Ты ли это, Наташка.
— Ладно, ладно. Вставай.
Я пошел в ванну переодеваться и немножко побрызгать водой на лицо.
В столовой, отделанной под Хохлому, было мало народу. Мы купили салаты, по куску мяса с гарниром и сели за столик у окна. — Виктор, куда мы попали. Здесь все так не приветливо и у меня такое ощущение, что нас ждут большие неприятности.
— Я знаю все об этом учреждении, в общих чертах, мне об этом рассказал Борис Залманович. Да, нас ждет невеселая работа и ты должна все время держать себя в руках. То, что ты увидишь, тебя наверняка потрясет.
— Так зачем ты меня сюда взял?
— По нескольким причинам. Не буду от тебя скрывать, то что мы делам, я не хочу отдавать в руки Рабиновича и его шайки. Ты знаешь, как я работал с Леной Корзухиной, стараясь не раскрывать, даже в нашей компании, что мы делаем. Так слушай дальше, мы с ней делали сульфопроизводные аминокислоты и у нас долго ничего не получалось, до тех пор пока не помог господин случай. Мы получили какую-то среду, формулы которой я не знаю сам, но она ведет нас к успеху. Рабинович не знает, всей сути. Он знает, по моим секретным тетрадям, что во что влить и что с чем смешать, но не знает чем мне помог господь. У Рабиновича появилась идея, отправить меня сюда и на моем оборудовании, под руководством своего соглядатая, Валентины Степановны, сделать препарат. Понимаешь, он его не сделает.
— И меня отправили сюда, чтобы я не проболталась Валентине Степановне?
— Отчасти да. Я представляю, как она будет давить на вас, пытаясь вырвать тайну препарата. Там осталась Света, в отличии от тебя, она справиться с Валентиной Степановной и не даст сесть себе на шею.
— Ты думаешь, что я поддалась бы Валентине Степановне?
— И да и нет. Видишь ли, однажды Рабинович, выдал мне очень красивые фразы. Смысл их такой. Страдает все человечество от коварной болезни — рака. Было бы преступлением перед человечеством, скрыть сам факт лечения рака. Неважно кто его открыл, важно, что приоритет Союза будет не оспорим.
— В принципе, он немножко прав.
— Вот поэтому, я боялся, что ты поддашься. То есть, на тебя надавят очень правильными фразами и трудно устоять, когда все называют тебя предателем родины.
— Ты плохо обо мне подумал Виктор. Я бы не рассказала этой тумбе ничего.
— Это серьезный разговор Наташа. Ломались и более сильные люди. Тебе знакома история с мужем Любовь Владимировны?
— Да.
— Разве тебе не достаточный пример того, что произошло?
— Здесь виновата сама Любовь Владимировна. Она предала своего мужа, от этого он погиб.
— Не суди строго женщину, которая потом поняла, что она сделала. Виновата система, которая вбила ей в голову идиотские мысли о любви к партии и родине. Талантливый человек погиб не из-за нее. Он погиб потому, что есть прихвостни от науки, которые прикрываясь высокими фразами, отбирали у него то, чем он богат.
Мы сидели за столом и молчали минуты две.
— Я давно хотел с тобой поговорить обо всем.
— Все уже ушли из столовой, пойдем. Поговорим обо всем в номере.
Я пришел в номер Наташи, она села на кровать, а я на стул.
— Я знаю, что будет со мной Наташа. Я не уступлю Рабиновичу и начнется травля всеми дозволенными и недозволенными способами. Здесь будет общественность, в ход пойдут недозволенные приемы с интимной и личной жизнью. Самое интересное, меня не будут выгонять с работы, они будут ждать, когда я расколюсь. Если им не удастся меня сломать, меня засадят, за малейшую провинность или загонят в сумасшедший дом. Тайну на свободе держать нельзя.
— Ты уверен, что это будет так?
— Да.
— Ты любил какую-нибудь женщину?
— Когда я пришел сюда, я мечтал о красивой любви. Думал, у меня будет работа, спокойный дом, преданная, любимая жена, потом дети и, обязательно, двое. Но когда я поработал немного, то понял, что если у тебя нет идеалов, нет таланта, то возможна и красивая любовь. А если это все есть, то красивой любви не будет, будут одни страдания и переживания. Я понял, что я веду войну, на которой всегда есть жертвы. Первая жертва — это я. Я люблю красивых женщин и боюсь в них влюбиться, потому что знаю, я принесу им горе.
Мы опять помолчали. Наташа смотрела на меня большими агатовыми глазами, машинально теребя пальцами свое синее платье. Вдруг она встряхнулась.
— Так куда ж ты меня привез?
— В колонию преступников.
— Что?
— В колонию преступников.
— А что нам здесь делать?
— Лечить людей. Доводить до ума препарат.
— Не хочешь ли ты сказать, что вместо крыс будут люди.
— Да хочу. Когда у нас не было препарата, мы убивали крыс, а когда он появился, необходимость лечить людей возникла сразу.
— Не рано ли?
— Нет.
— Витя, ты мне много сегодня всего рассказал. Ты извини, мне надо подумать и все осмыслить. Ты сейчас пойдешь к себе, а я хочу остаться одна. Хорошо. Пока Витя.
Я поднялся, оторвал ее руку от платья, прижал ее к своей щеке.
— Пока Натали. До завтра.
Утром меня разбудил голос дежурной.
— Номер шестой, вставайте, за вами машина приехала.
Я вскочил, быстро оделся и выскочил за дверь, чтобы постучать в соседний номер. Но у дверей уже стояла Наташа. Она уже была в рабочей одежде, со своей дурацкой шапочкой на голове.
— Наташенька, быстро позавтракаем, берем реактивы и поехали. Нас ждет машина.
Мы подъехали к большому трехэтажному корпусу. Сопровождающий повел нас на третий этаж, в большую светлую лабораторию, где с пробирками возились две женщины.
— Вам, — обратился он ко мне — необходимо встретиться с начальником части, полковником Ампиловым. Он вас сейчас ждет в своем кабинете на втором этаже.
Я спустился на второй этаж и нашел нужный кабинет. За столом сидел совершенно лысый, полный мужчина в белом халате. Лицо у него было круглое, с маленькими, спрятанными под лобной костью глазами.
— Здравствуйте, — сказал я, протягивая руку — Виктор Николаевич Воробьев.
— Здравствуйте, — ответил он, чуть-чуть привставая — Полковник Ампилов Валериан Павлович, командир части. Садитесь.
Я сел с боку стола и спрятал пыльные, грязные ботинки под стул.
— Как доехали Виктор Николаевич?
— Спасибо. Все в порядке.
Полковник залез в стол, выудил от туда пачку сигарет. Раскрыл ее, толстыми, как отваренные сосиски, пальцами.
— Курите?
— Нет.
— А я вот уже двадцать лет балуюсь. Раз сто бросал и ни как. Звонил Геннадий Рувимович.
Он закурил и затянулся на небольшую паузу.
— Он говорил про вас и ваши успехи. Просил помочь реактивами и рабочей силой. Но разговор у меня с вами, будет о другом. Кольцо сигаретного дыма накрыло навозную муху и та истерически рванула к окну, стараясь проломить его с грохотом и неритмичным завыванием.
— Геннадий Рувимович, говорил, что вы не сторонник вирусной теории заражения раком.