— Да, он сказал правильно.
— Он говорил, чтобы я помог предоставить вам человеческий материал для испытаний.
— Вы говорите о больных людях?
— И о больных тоже.
— Поясните, пожалуйста, последнюю фразу.
Он опять затянулся на здоровую затяжку и выпустил клубы дыма.
— Наша часть, специального назначения. Занимается изучением распространения болезней и лечением людей. Здесь занимаются не только вирусологией, но и другими методами.
Муха на окне выдохлась и, теперь, застыла по центру площади стекла, как родинка на щеке.
— Но бывает и так, — продолжал полковник — что больных, данного вида заболеваний нет, а методика и лекарства есть. Значит надо сделать так, чтобы больные были, то есть, привить болезнь. Надеюсь вы поняли?
— Да.
— У меня есть кандидаты на прививку и я бы вам рекомендовал использовать ваши методы лечения на них.
— Мне казалось, что рак распространенная болезнь и найти в вашем ведомстве больных, легче простого.
— У нас особый контингент людей. Это пожизненные зеки, приговоренные к высшей мере и…, разумеется, добровольцы, тоже зеки. Но если среди них есть больные раком, они все ваши Виктор Николаевич.
— А как про тех, подготовленных кандидатов?
— Ах про этих. Так больных то мало, вот кандидаты и пригодятся.
Полковник смачно растер пальцами-сосисками окурок в пепельнице. От скрипа кресла, муха завыла низкой тональностью и виртуозно прошлась в танце по арене стекла.
— Так. Это мы с вами обговорили Виктор Николаевич. Теперь по другому поводу. Жить будете в расположении части, в гостинице. Трудовой распорядок, как и у вас в институте. Увольнение в Красноярск с моего ведома, по субботам и воскресениям.
— Мы через месяц выезжаем.
— А мне Геннадий Рувимович сказал, что через три.
— Что?…
— А чего здесь удивляться. Рак за один день не лечиться, прививка сразу в уплотнение не превращается. Три месяца, а потом будете еще приезжать, продолжать лечить подопечных.
— Я понимаю, что это так, но мой сотрудник, она, точно, не сможет три месяца.
— Ее отпустим. Вас нет.
Мы замолчали. Муха молчала тоже. Было очень тихо.
— Приступайте к своим обязанностям, — сказал полковник — Если что надо — звоните. А сейчас, идите на свое рабочее место. Осваивайтесь.
Я поднялся в лабораторию. Наташа разговаривала с девушками. При виде меня, они замолчали и занялись своим делом. Наташа подошла ко мне.
— Ну что?
— Ничего, поговорили.
— Что мы теперь будем делать?
— Работать. Давай разберем наш багаж и начинай. Вон там в углу, склад клеток со зверюшками. Это нам подарок от Геннадия Рувимовича, еще больший подарок ожидает нас впереди.
Она побледнела и кивнула головой.
— Я поняла.
— Ну и умница. Эти девушки прикомандированы к нам. Пусть готовят и дезинфицируют пробирки для рассады, а я займусь установкой для синтеза. Буду ее собирать.
Весь день мы проработали молча.
Вечером Наташа пришла ко мне в номер и села на кровать.
— Виктор, мне страшно.
— Тебе надо потерпеть всего четыре недели, а там ты уедешь и забудешь все.
— А ты?
— Мне более лучшая участь. Меня здесь будут держать, до тех пор, пока Геннадий Рувимович не закончит свои грязные делишки в институте.
— Я никуда не поеду, останусь с тобой.
— Тебе нельзя Натали. У тебя мама дома, друзья, ты не должна видеть всего этого… Тебе сейчас уже страшно, а что будет потом. Еще страшнее.
— Там, дома, думаешь будет лучше? Там Рабинович, со своей противной мадам, которые меня съедят, если у них ни чего не выйдет. Маму я успокою, друзей тоже. Они поймут. Я остаюсь здесь с тобой.
— Поживем увидим. Еще четыре недели впереди.
Наталья встала с кровати, подошла ко мне и положила руки на плечи.
— То, что ты говорил мне вчера вечером, я обдумала. Ты во всем прав Виктор, я буду с тобой. Чтобы они с тобой не делали, я тебя не предам. Я хочу быть все время с тобой.
Она прижала свои мягкие губы к моим и я начал проваливаться в новый мираж, под названием любовь.
Мы лежали на кровати и Наталья мне рассказывала о своей матери, доме, сестре, о кошке, которую зовут Катей и мне пришла бредовая мысль, что в вдвоем в камере, жить еще можно.
— Наталья, — вдруг остановил я ее, на половине рассказа о кошке — я хочу попросить тебя об одной вещи.
— Что такое Виктор? — встревожилась она.
— Тебе надо в субботу съездить в Красноярск.
— А ты. Разве ты не поедешь?
— Нет. Я понял по высказываниям полковника, что он и готов отпустить меня, но товарищ Рабинович желает видеть меня поднадзорным. Поэтому, когда я попрошусь в увольнение, меня под каким-нибудь предлогом оставят.
— Хорошо Виктор. Что мне там делать?
— Пойдешь на почтамт, там на твое имя до востребования, должна быть почта.
— Противный, а мне ни чего не сказал. С кем же ты все продумал?
— С Любовь Владимировной.
— Это она будет тебе писать?
— И она, и другие.
Прямо полная конспирация.
— Слушай, а как твои новые подруги?
— Одна, Аля — дочка офицера части. Девочка ни куда не поступила и папа ее устроил сюда. Девочка еще не испорченная и ты ей понравился. А Клавдия Михайловна — вольнонаемная, сама из Красноярска, но снимает здесь дачу, не далеко от лагеря. У нее двое детей и нет мужа. Аля сказала, он ушел. Женщина энергичная и малоразговорчивая и хорошо знает свое дело.
— Не могла бы ты с ними поговорить, что твориться вокруг нас.
— Аля сказала, что здесь в основном вирусники. Группы ученых и врачей занимающихся биологическим оружием. Она сама переведена к нам из отдела сибирской язвы.
— Господи, куда мы попали. Ну сволочь Рабинович, ну удружил.
— Я ее спросила, а как испытания над людьми.
— Ну и что она?
— Сама увидишь, сказала. Распространяться на эту тему не стала.
— Судя по всему, главное у нас впереди.
— Витя, ты о чем?
— Это встреча с теми, кого надо лечить.
— Витя, а им не надо прививать рак?
— Судя по всему, нас к этому толкают.
— Но я это сделать не смогу, у меня руки будут трястись, мне будет плохо.
— Не спеши Натали. Ни кто от тебя этого не требует. Здесь есть свои специалисты, которые без нашего ведома, что хочешь сделают. Но им хочется, чтобы это сделали мы, именно мы.
— Какая пакость и зачем им это надо.
— Запачкать нас надо. Сдать Рабиновичу готовеньких, морально сломленных.
— Витя, я тебя очень люблю. И ни какой Рабинович мне в этом не помешает.
— Давай Наташка спать.
— Прижми меня крепко к себе Витенька. Крепко, крепко, чтобы я всего почувствовала тебя.
На следующий день в лабораторию пожаловал полковник Ампилов.
— Как дела молодой человек? Что вы сделали?
— Пока собрали установку для синтеза, да рассадили больные клетки по пробиркам, для размножения.
— Это вот эти, что ли.
Он ткнул своим толстым пальцем, в десятки пробирок, стоящих под лампой. После чего, ловко ухватил одну из гнезда и посмотрел ее на свет.
— Ничего не видно.
— Под микроскопом можно увидеть. Там хорошо видно, как раковые клетки начинают вылезать из монослоя, образуя очаг.
— Так вы считаете, канцероген виноват в возникновении рака у человека.
— Не только канцероген, могут быть и другие факторы.
— А не считаете ли вы, что вирусный ДНК есть в клетке уже с рождения и только посторонний фактор, а именно канцероген, дает команду, включения вирусной ДНК в работу и возникает заболевание.
— Нет, вы знаете я, вообще, против вирусной теории распространения рака. Да канцероген действует на какие-то участки ДНК, но он также действует на какие-то неведомые нам сигналы дифференцировки, после чего спящий ген, просыпается и попадая в другую часть клетки, где он явно не желателен, начинает активно действовать, забывая все правила поведения.
— А вирус рака, разве его нет.
— Нет. Есть больная клетка, которой можно заразить человека, если ввести ее ему, но это только теоретически. По моему, еще никто не обнаружил этот вирус.