Но я внутри уже так заведена, что не собираюсь отступать. И как раз вижу, как Обласов выезжает с парковки. Даже сам за рулём, без водителя. Бегу через двор и выбегаю за ворота как раз, когда Обласов даёт на газ.
Но бегать на каблуках не так-то просто, и я, как назло, подворачиваю ногу и едва не попадаю ему под колёса.
— Тебе жить надоело? — кричит в окно, ударив по тормозам, а я, пытаясь удержаться, цепляюсь за капот его автомобиля. — Ты чего под колеса бросаешься?
— А знаете что?! — сердце, накачанное адреналином, выпрыгивает из груди, и словно в поддержку моих накопленных эмоций прямо над головой раздаётся раскат первого в этом году грома. — Зачем вы это сделали?! Так нечестно! Мне не нужны ваши подачки! Я сама привыкла всего добиваться! Зачем… зачем вы лезете… Ой!
В пылу своего возмущения я как-то заторможено воспринимаю момент, когда Обласов выходит из машины, а потом хватает меня за плечи и грубо заталкивает в машину на пассажирское сиденье.
— Сядь в машину, дура, и успокойся, — рявкает и захлопывает дверь.
19
Сам Обласов садится рядом и даёт на газ. Я притихаю, шокированная собственным безрассудством. Мне стоило обуздать свои эмоции, стоило притормозить, взять себя в руки.
Ну зачем я побежала ему наперерез?
Ему мои возмущения до лампочки. Ничего он менять не станет.
А вот я могла бы ехать в общежитие, а теперь еду непонятно куда в машине злого Обласова.
— Куда вы меня везёте? — спрашиваю уже куда спокойнее.
— Молча сиди, — Обласов выглядит не склонным к разговору. Он явно недоволен моим истеричным вторжением.
Замолкаю, как приказал. Внутренний радар всё же, хоть и запоздало, но включается и велит мне притормозить. А лучше вообще притвориться мёртвой и не раздражать его.
Обласов едет молча. Смотрит чётко на дорогу, а я куда угодно, только не на него. В основном в боковое окно.
Я хоть и проучилась в городе почти четыре года, но не могу похвастать тем, что хорошо его знаю. Универ, район, где находится ветклиника, центр, речная набережная, ещё пара мест. И та дорога, по которой мы сейчас едем, мне незнакома. А когда понимаю, что выезжаем уже почти за город, то начинаю тревожиться. И даже паниковать.
А вдруг он сейчас запрёт меня где-нибудь в подвале загородного дома? Там, где никто меня не увидит и не услышит.
Но задать вопрос я не решаюсь.
Обласов сворачивает с дороги, немного едет по грунтовке, и снова выезжает на асфальтированную. И когда я вижу, куда она ведёт, у меня мороз по спине ползёт.
Потому что подъезжаем мы к… кладбищу.
Я вжимаюсь спиной в кресло, неспособная даже пошевелиться. Ноги от страха наливаются свинцом. Едва дышу, будто это поможет мне стать невидимой.
Обласов открывает дверь и выходит, потом достаёт с заднего сидения какой-то свёрток и бросает мне отрывисто:
— Выходи.
Я нащупываю ручку и открываю дверь. Кое-как выбираюсь из машины. Ноги в туфлях на шпильке идти отказываются.
Мужчина идёт по асфальтированной дорожке к воротам кладбища, а я, плотнее запахнув плащ и почти не дыша, семеню за ним.
Погода становится ещё хуже, чем когда я выбежала из универа. Небо давит, все цвета, особенно зелень, кажутся слишком ядовито-яркими, будто через фильтр в фоторедакторе.
Мы проходим немного по центральной дороге, делящей кладбище на две большие части, потом Обласов сворачивает на более узкую дорожку и, пройдя ещё немного, останавливается у высокого памятника из белого гранита.
Я останавливаюсь в паре шагов от него, чуть сзади. Смотрю, как он разворачивает свёрток и достаёт букет белых роз, а потом кладёт у подножия памятника.
“Обласова Нина Игоревна” 7 ноября 1992 — 16 апреля 2011.
Девятнадцать лет…
Я не знаю, как вести себя. Понимаю, что это, наверное, близкий Обласову человек. Я не светская дама, и этикету не обучена, кроме простых понятий приличного поведения.
Всё же подхожу ближе. На портрете на памятнике изображена красивая молодая девушка, она улыбается, а её взгляд как-будто устремлён чуть выше, словно она замечталась о чём-то.
— Это ваша…
— Сестра, — отвечает Обласов, хотя я и предположила так, судя по отчеству.
Уместным ли будет спросить, что случилось, или это лишнее, и мне стоит постоять молча, пока он почтит память сестры?
— Она была красивой, — всё же говорю я.
Обласов горько усмехается. Непривычно и странно видеть столь искреннюю эмоцию на его лице.