Я, конечно, с признательностью согласился. Наконец я смогу в деталях узнать таинственные пути от идеи к платью, внимательно изучить мир портных и мастерских, узнать секреты кроя по долевой нити и по косой! Пиге был приятным начальником, но слишком говорливым. Его страсть к интригам – единственное, что могло зажечь огонек в его восточных пресыщенных глазах, – очень сильно затрудняла служебные отношения. Однако он оценил мою работу, и мои модели имели настоящий успех. Я всегда вспоминаю, как дорогой Кристиан Берар, представляя меня Мари-Луиз Буске – несмотря на многочисленных общих друзей, я едва был с ней знаком, – сказал: «Это автор “Английского кафе”». Я придумал это платье, представляя «образцовых маленьких девочек», из ткани с рисунком пье-де-пуль, с выступающей из-под него нижней юбкой. Оно было особо отмечено в этом сезоне. Мари-Луиз Буске, всегда очень щедрая в дружбе, помогала нуждающимся, тонким чутьем угадывая будущие перспективы, устроила мне встречу с Кармель Сноу, в то время главным редактором журнала Harper's Bazaar. Я начал верить, что я на правильном пути.
От «странной войны» к освобождению
Но пришла война, наступил роковой 1939 год. Этот год начался с безумных празднеств, что обычно предшествует катастрофам. Редко Париж был таким ослепительным, парижанки перелетали с бала на бал в сюрреалистических туалетах от мадам Скиапарелли.
Боясь неизбежной катастрофы, люди хранили тщетную надежду ее избежать и под конец хотели насладиться красотой. Вскоре началась «странная война». Я был мобилизован в Меюн-сюр-Йевр, родину Агнессы Сорель[263], и внезапно оказался вдали от шифона и блесток. Я провел там год, ходил в деревянных сабо в компании крестьян из Берри. Полагаю, что наша глубинная сущность состоит из многих разрозненных составных частей. Снова без единого су в кармане, потому что, само собой разумеется, не откладывал денег на черный день, я очень быстро забыл о Высокой моде. Впервые живя среди природы, я страстно полюбил ее: медленные и трудные сельскохозяйственные работы, смена времен года и всегда таинственное весеннее обновление.
В июне 1940 года, после разгрома я, слава богу, оказался в южной зоне, откуда мне было нетрудно добраться в Кальян, маленькую деревеньку в департаменте Вар, где мы с отцом и сестрой оказались в абсолютной нужде. Учитывая мой меюнский крестьянский опыт, я предложил сестре обработать участок земли вокруг дома. Старые хижины жителей Кальяна были расположены ярусами на итальянский манер и возвышались над восхитительным плато между Драгиньяном и Грасом, подходящим для возделывания овощных культур. Овощи хорошо продавались на рынке в это тяжелое время. Вырвав все цветы, даже розы, мы посеяли зеленую фасоль и горошек. До сбора урожая у нас было на жизнь всего 800 франков моего жалованья по демобилизации.
Но снова произошло еще одно чудо: нежданные деньги пришли ко мне из-за границы прямо в Кальян. За несколько недель до войны я отправил в Америку четыре или пять картин, которые у меня еще оставались от приказавшей долго жить галереи и которые я так и не смог продать в Париже. Максу Кейна, уехавшему в США, удалось найти там покупателя. Невероятными путями я получил за них тысячу долларов!
Теперь мы могли ждать урожая, чтобы отвезти его в Канны или на соседний с деревней рынок.
Канны приютили многих парижан. Я ходил туда два раза в неделю, и именно тогда я познакомился с Виктором Гранпьером и Марком Дельницем[264]. Чтобы развлечься самим и развлечь других, они устраивали веселые представления в художественной мастерской Мак-Эвоя, также приехавшего в Канны. Шарады моей юности стали театральными номерами для публики.
Я занимался продажей зеленого горошка, когда получил новости от Figaro, разместившегося в Лионе. Перед войной мой друг Поль Кальдагес попросил меня сотрудничать с этой газетой, где на женской странице стали регулярно появляться мои рисунки. Узнав место моего пребывания, они любезно попросили меня посылать им свои рисунки. Я с радостью согласился на неожиданный приработок, что кроме некоторого дохода давало мне возможность не потерять навыков художника.
Некоторое время спустя сообщения между зонами стали более доступными, и мы узнали, что Париж старался изо всех сил выжить. Чтобы дать работу миллионам служащих и из патриотической гордости, дома моды возвращались в свои мастерские. Робер Пиге написал мне и пригласил занять свое место в его Доме. Я сильно колебался. Мысль увидеть свой город оккупированным и униженным меня пугала.
263
Сорель, Агнесса (или Аньес) (1422–1450) – куртизанка XV века, возлюбленная короля Карла VII.