Мой дом в Париже
Только я закончил обустройство мельницы, как встал вопрос о парижском жилье. Оно должно соответствовать светским требованиям моего официального статуса. Квартира на улице Рояль, которую со временем я обставил по своему вкусу в стиле конца века, более не соответствовала моему новому положению.
Я начал подумывать о том, чтобы сменить ее и тем самым прекратить каждый день карабкаться на пятый этаж, хотя это отличное средство от моей пагубной полноты, что послана мне за неисправимую нормандскую склонность к вкусной еде.
Я начал бегать по всему Парижу, но тщательно обходил Пасси. Отдавая дань моде того времени во что бы то ни стало жить в VII округе, я искал дом там, но тщетно. По-видимому, одни американцы способны отыскать себе жилье в этом квартале германтов[269]. Потом я исследовал равнину Монсо, авеню Ош, Нейи, но безуспешно. Мне ничего не нравилось. Все, куда я заходил, казалось мне слишком маленьким или слишком большим, слишком простым или слишком роскошным. Испытывая терпение агентов по недвижимости, я заработал репутацию клиента, которому невозможно угодить. Очередной раз мое подсознание оберегало меня, лучше зная, где я хочу поселиться.
Однажды утром глава агентства позвонил мне и без всякой надежды сказал: «Продается дом, но, к сожалению, в районе Пасси, на бульваре Жюль-Сандо».
В этот момент раздался пресловутый щелчок из «утраченного времени»[270]. Я бросился по указанному адресу, и это привело меня в восторг, потому что дом находился в пятидесяти метрах от улицы Альберик-Маньяр, где я жил в юности. Такие дома до 1914 года называли «изящной бонбоньеркой», он был построен в 1905-м, году моего рождения, для театральной актрисы. Я тут же узнал балкон, которым восхищался в юные годы. Как только открыли дверь, я сразу почувствовал, что это «мой дом», вопреки всякому хорошему вкусу. Повсюду были арабески[271], фестоны[272] и астрагалы[273].
Бульвар Жюль-Сандо. Моя любимая комната. «Жить в доме, который на вас не похож, это как носить одежду с чужого плеча»
Стиль чайного салона или будуара 1900 года был доведен до своего апогея! Но план маленького особняка был неожиданным и прелестным; в него входил зимний сад, где я сразу представил себе разные сорта комнатных пальм из Гранвиля. Больше ничего не ожидая и даже не посоветовавшись с архитектором, я дал свое согласие и отдал все, чем располагал, на обустройство нового жилья.
Особняк был устроен для дамы, которая долго жила в Санкт-Петербурге в прекрасные времена Мариинского театра, и страх перед нигилистами заставил ее покрыть его броней со всех сторон. Крепость и уютное гнездышко одновременно, что совершенно не подходило холостяку, который хотел здесь спокойно жить по моде 1950 года. Не без угрызений совести я вырвал все гирлянды и колчаны над дверью в томную спальню и уничтожил потаенные альковы. Мне хотелось иметь дом настолько же парижский и богатый, насколько мельница была деревенской и простой.
Я попросил своих друзей-декораторов Жоржа Жеффруа, Виктора Гранпьера и Пьера Делибе из Дома Жансон сделать из него именно «мой дом», где сочетаются бесценные вещи и ничего не стоящие предметы, где много разных драпировок, преимущественно мягких, подходящих для моей дородной персоны. Рисунок Матисса должен соседствовать с готическими гобеленами, бронза эпохи Возрождения с доколумбовыми примитивами, мебель Жакоба с модерном Мажореля[274]. Мне не было никакого дела до правил хорошего вкуса, потому что в моем доме все должно подчиняться правилам моего вкуса, который очень быстро приспосабливается к необычному соседству.
Жить в доме, который на вас не похож, это как носить одежду с чужого плеча. Безукоризненно оформленному интерьеру я всегда предпочитал более чувствительный и живой, появляющийся постепенно, шаг за шагом, в соответствии с образом жизни его обитателя и его капризами. Но если нужно определить стиль моего дома, то скорее это стиль Людовика XVI, но образца 1956 года, а в конечном итоге – настоящий искренний модерн. Быть может, в других странах или в другом климате я жил бы в доме без всякой связи с прошлым, но во Франции, и особенно в Париже, это было бы изменой правде. Впрочем, в любом другом месте я не люблю жилье, настолько лишенное стен, что кажется, будто оно без окон: дом для меня, прежде всего, кров и защита.
269
Имеется в виду роман Марселя Пруста «У Германтов», где автор воссоздает ушедшее время, изображая внутренний мир человека как поток сознания.
271
Европейское название сложного восточного средневекового орнамента из геометрических или растительных элементов.
272
Орнаментальная полоса с обращенным вниз узором в форме листьев, цветов, ступенчатых зубцов, равнобедренных треугольников.
274
Мажорель, Луи-Жан-Сильвестр (1859–1926) – выдающийся французский дизайнер мебели, один из вице-президентов Ecole-de-Nancy.