Коктейльное платье с треном от Диора, 1955
Теперь лестница напоминает тяжело нагруженную лодку, готовую к отплытию. Здесь также пристраиваются некоторые привилегированные сотрудники Дома: одни садятся на стульях на первой площадке, другие – в амбразурах окон, а последние – где придется. На самом верху – целый рой учениц в белых халатах, на мгновение улизнувших от наблюдения своих мастериц.
Десять часов двадцать пять минут.
Я прошу спросить у мадам Раймонды, как дела в зале. Я хочу знать, приехали или нет, наконец, наиболее важные гости, без которых нельзя давать сигнал начала показа – три удара. Да, они прибыли. На мгновение все замолкают – «ангел пролетел». Один миг – и девушки готовы. Полные нетерпения, они выстраиваются в боевом порядке в узком коридоре, который ведет в первый салон. Все взволнованны, и я уверен, что публика тоже. Никто не знает, что произойдет. Легкий шум – это мадам Раймонда дает знать первой манекенщице, что она может выходить. Затаившись за занавесом, я отдаю себя в руки Провидения.
Я открываю свои платья
Именно в этот момент, когда манекенщица надела модель и идет на подиум, освещенная светом прожекторов, я могу – в первый и в последний раз – увидеть свои платья самым лучшим образом. Как бы я ни устал, этот миг – всегда мгновение счастья. Никогда и сама манекенщица, и платье не кажутся мне более привлекательными. Судьба модели все еще таинственна, но я уже вознагражден за свои муки и беспокойство, наблюдая, как на моих глазах оживает моя мечта. Откуда возникает успех? Я не могу этого предвидеть. Найдем ли мы его там, где ждем – на пути смелости и подлинной новизны? Или же, напротив, публика не примет те модели, что мне всего дороже, и станет аплодировать другим? А вдруг она останется равнодушной? Это будет катастрофа, это без конца снится мне по ночам.
Эта ужасная и замечательная публика
Она уже в зале, внимательная, любопытная, готовая восхищаться и разочаровываться. Кто-то встал, чтобы привлечь внимание друга, замеченного на другом конце зала. Опоздавшие требуют программку. Угощают друг друга конфетами. Девушка обходит ряды, предлагая зрителям веера. Вспыхивают сигареты. Когда выходит первая манекенщица, все уже уселись как по волшебству, и устанавливается мертвая тишина. Стоя у двери, ведущая называет модель и повторяет ее номер по-английски:
– Номер четырнадцатый – «Шотландия». Fourteen.
Русская манекенщица Алла Ильчун в платье в стиле new look, Париж, 1955. Фото – Майк де Дюльмен
Манекенщица совершает свой проход, делает поворот, преодолевает узкое пространство между стульями и уходит. Как только она приближается ко второму салону, другая помощница выкрикивает:
– Номер четырнадцать – «Шотландия». Fourteen.
В третий раз доносится уже с площадки:
– Номер четырнадцатый – «Шотландия». Fourteen.
За серым занавесом мы все настороже, и первые двадцать минут обычно проходят в тишине, полной беспокойства и надежды.
Я даже не осмеливаюсь спросить у манекенщиц, какое они произвели впечатление. Понемногу их удовлетворенный вид ободряет меня. Я наконец задаю несколько вопросов, и мне отвечают:
– О, да, месье, понравилось! —
или:
– Многие записывали.
Напряжение спадает после первых аплодисментов. На лице манекенщицы сияет вполне обоснованная улыбка. Я целую ее и уверен, вся гримерная – в том числе и ее соперницы – охотно делает то же самое. Но одна ласточка весны не делает, необходимо несколько взрывов аплодисментов, чтобы родился энтузиазм. Тогда все меняется. Переодеваясь, манекенщицы победно восклицают:
– Все в порядке!
– Мне аплодировали!
Дрожа от волнения, я требую уточнений:
– Так же нравится, как в прошлый раз?
Они поспешно отвечают из-под платьев. По правде говоря, занятые только своим видом, во время дефиле они не могут анализировать реакцию публики. Возвращаясь, они ограничиваются лишь короткими замечаниями:
– Мне кажется, принимают «горячее»!
Я вспоминаю о шумных возвращениях Франс (она ушла из Дома, когда вышла замуж). Она садилась, скрещивала длинные ноги, чтобы отдохнуть, и своим детским голоском заявляла с обескураживающим апломбом:
– Потрясающе. Я их околдовала.
Ей казалось это очевидным, и теперь она думала только о своем макияже.
Но не все платья пользуются успехом, и реакции манекенщиц разные. Таня, склонная к неожиданным скачкам настроения, даже не допускала мысли о провале. Если она возвращалась после прохода в платье, которое не имело успеха, она ругалась по-русски на зрителей за отсутствие у них вкуса. Казалось, что она готова была их растерзать. Но обычно в случае неудач девушки молча спешат переодеться в другое платье, чтобы взять реванш. Случается, что в последнюю минуту мы замечаем упущенную недоделку, и это приводит нас в ужас. Дрожащими руками мастерица вкалывает несколько булавок, стараясь скрыть от публики непростительный брак – неровный край юбки. Это платье мы отправляем без всяких иллюзий. Мой помощник протягивает манекенщице зонтик, я в спешке завязываю шарф, чтобы переместить внимание зрителей, и вот модель перед жюри. Мадам Раймонда – вездесущая сразу в обоих салонах – сходит с ума, заметив, что юбка слегка видна из-под пальто, но, слава богу, публика ничего заметила.