- Все называют меня владыкой Иревеи – какой фарс, лицемерие! Не думаю, что во мне многое от него осталось. В этом, Ла-Рошель, - он протёр остатки сгоревшей травы между кончиками пальцев, - в этом нет никакого величия.
- Тогда зачем же это делать?
- Ничто другое не способно заглушить мою боль. Я давно уже начал прибегать к этому средству. Можно было бы не спешить, но… когда болезнь только проявила себя в первых приступах, я испугался… сильнее, чем следовало. Я совершил ошибку и сразу начал употреблять сильнодействующие вещества. Средства слабее мне уже не помогут. Я добровольно обрёк себя на наркоманию. А когда понял это – было поздно. Тогда я решил обратить к выгоде собственный недуг. Я стал устраивать особые вечеринки, куда как лучших друзей приглашал своих врагов, что сплотились вокруг меня. Я был щедр. Предлагал им разные смеси, опиаты и морфин. Многие тогда на них подсели. Вместе со мной – но я уже не мог без этого единственного, дающего покой и забвение средства от боли, которую испытывал. Я был отравлен, и мне хотелось, чтобы и они стали такими. Молодёжь такое развлечение полюбила. Многие были моими частыми гостями. Впадая в наркотическое забытье, они многое мне рассказывали, на что не решились бы при обычных обстоятельствах. Они вели себя неприкрыто, без масок, без лицемерия. Потом Ильтессар Теора отравился и умер, и я перестал устраивать свои приёмы. Они считали это невинно игрой, забавой, шуткой, лекарством от скуки. А я смотрел на них, и, должно быть, только один понимал, чего на самом деле стоит такая игра. Пусть они методично убивают себя на моих глазах – плевать, это было их личное желание. Никто из них не был настолько наивен, чтобы не догадываться. Но всё равно, они каждый раз приходили ко мне снова. И всё же, у них всегда был выбор, а у меня - нет… Я сам не помню, что происходило тогда со всеми нами. Старался контролировать себя, но порой просыпался наутро, не имея ни малейшего представления, что же делал вчера. Это было страшно. Но они тоже губили себя – и я продолжал им это позволять.
Он всё говорил бесстрастно, без выражения, а у меня по спине бежал холодок. Конечно, я давно догадывалась: то, что он курит, не просто безобидная смесь. Видела, она притупляет реакции и туманит сознание. И сейчас вокруг витал столь ненавистный мне сладостный запах, от которого хотелось сбежать подальше.
Шорох совсем рядом заставил встрепенуться. Никого. Верно, зверь какой промышляет поблизости.
- А Мартелл? – я вспомнила его остервенелый, дикий смех, от которого у меня до сих пор бежали мурашки. – Как он узнал?
- Мартелл, он... – Занлар призадумался, подбирая слова. – Он, можно сказать, стал моей второй тенью. Несчастье, случившееся с сестрой, омрачило всю его жизнь. В нём ничего не осталось, кроме ненависти. Все его помыслы обратились к мести. Но он никогда не собирался уничтожать меня. Я и так уже… моя смерть была ему не интересна. Наоборот, он бы хотел, чтобы я прожил как можно дольше, продлевая свои мучения. Потому и не говорил никому.
Отчаянная мысль пришла мне в голову, и я тут же её высказала:
- Давай покончим с ним.
- С Мартеллом? – как будто удивился Занлар. - Ла-Рошель, зачем? Он как раз не опасен. Поверь мне, он и так страдает гораздо, гораздо больше.
Кажется, теперь у меня оставался ещё только один вопрос, который не давал мне покою. Я уставилась глаза в глаза Занлару. Иревейцы говорят, они шальные, как у дьявола, а это нехороший знак.
- Так, стало быть, твои глаза… Это тоже из-за болезни?
Занлар, казалось, призадумался над ответом.
- Нет, таким я родился. Есть на свете люди, они полностью белые. О них ещё говорят, это ангелы, сошедшие на землю. А я так, не пойми, что. Ничего таинственного, - он вяло улыбнулся чему-то своему. – Ничего.
Глава 29
Настал знаменательный день воскресной тавромахии, и, стоило мне рано поутру явиться на арену для подготовки, как Федька сообщил прискорбную новость. Заметив, что Бадик начал тяжело ступать на переднюю ногу, он нащупал в пределах сустава большую гнойную шишку и вскрыл её. В результате, мой Бадик совсем захромел.
Было ясно, выступать в таком состоянии ему нельзя. Я могла долго ругать и костерить, на чём свет стоит, дурня-Федьку, но понимала, в неразумении обвинить его никак нельзя. Сделал-то он всё по науке, обработал Бадику ногу дезинфицирующим средством, и не стоило сомневаться, она подживёт, и бык снова будет здоров. Но у меня нету времени ждать.