Я задышала тяжело и часто, и голова снова начала кружиться.
- От вас - письменное подтверждение, от меня – то же самое, - продолжал Занлар. – Останется только подписать. И, если такова будет ваша воля, это соглашение останется только между нами.
Сейчас они заключат эту бессовестную сделку! Иревейская тавромахия будет продана, я сама буду продана не пойми кому, не пойми куда. Он предал меня, предал нас всех! И что теперь будет? – всю нашу гильдию - мастеров, быков, скотников, меня – выгонят из Иревеи и отправят развлекать Теора и им подобных как домашний цирк? Иревейская тавромахия превратится в глумливое развлечение для этих людей – и всё по идиотской прихоти Занлара. А дальше? Дальше он вступит в сговор с Теора, и вместе они окончательно подчинят расчленят, уничтожат ту Иревею, в которой я выросла, которую я люблю больше жизни! Предатель! Воспользовался, пока я валялась в беспамятстве, чтобы втайне провернуть это! И ещё утверждал, чтобы я верила ему. Нет! Он до мозга костей такой же, как все они, избалованный богатством и властью эгоист. Подонок, сказал Мартелл. Да, подонок и есть! Конечно же, он с ними заодно! А я ещё защищала его!
Надо во что бы то ни стало помешать им! Я вскочила, оттолкнула Морти, отчего он чуть не слетел кубарем по лестнице, понеслась вниз и накинулась на Занлара. Он перехватил мои руки, не позволил врезать в его поганую рожу. Я вывернулась, но сзади на меня уже наскочил Моа и зажал, словно в силках. Глаза снова заволокло проклятым туманом, кровь бешено стучала в висках, доставляя нестерпимую головную боль.
- Проклятая мразь! Да как ты смеешь! – выкрикнула я в порыве дикой злобы. – Тебе ничего не стоит избавиться от меня, от всех нас!
- Ла-Рошель, я владыка Иревеи, и я никогда не сделаю ничего во вред своей земле! – сбивчиво защищался Занлар, двуличная сволочь! – Успокойся, я прошу тебя! Мы же с тобой заодно, помнишь? Мы же оба иревейцы.
В отчаянии я рвалась из рук Морти, чувствуя, что последние силы покидают меня.
- Иревейцы! Забыл, кто ты? Это я – иревейка! Я!
Я перевела дух, сжала пульсирующие виски пальцами и выкрикнула ему в лицо:
- Но ты никогда – слышишь! – ты никогда им не станешь!
Глава 31
Снова стало дурно, и меня, вопреки моему ожесточённому сопротивлению, уложили в одной из гостевых комнат на третьем этаже. Насилу напоили какой-то отравой, я уснула, а проснулась только следующим утром в состоянии куда лучшем. Чувствовала себя почти здоровой. Резко поднялась с постели, и голова не закружилась, и в глазах не потемнело. Но вот на душе было погано. До последнего подозревала, что Занлар неспроста затеял и этот приезд Теора, и не без умыслу привёл их на тавромахию. Возможно, он же и подстроил так, чтобы я наверняка погибла под копытами быка, а когда его затея провалилась, просто сделал вид, что очень обеспокоен. Перебирая в памяти события дня вчерашнего, я вспомнила нечто такое, что заставило застонать от ярости на свою глупость. После разговора с Мартеллом на трибуне, когда я шла к своему выходу, Петька, младший ученик, предложил мне испить воды из фляги. У меня и вправду горло пересохло, и я согласилась. А он ещё сказал, это особая вода, родниковая, а не просто так!
- Да уж, особая, - ответила тогда я, поморщившись. – Из какого серного источника её достали?
У воды и впрямь был мерзкий вкус, горьковатый, солоноватый, и больше пары глотков я не осилила. Даже думать не хочется, что бы со мной было, если бы осилила. Наверняка, эту отраву Петьке кто-то подсунул, а он по доверчивости душевной и не насторожился. Не верю, что он это сделал сознательно. Его, поди, кто-нибудь из оборотней надоумил, да кто угодно, даже тот же Моа. Занлар же прямо так и сказал, я стала ему неудобной. Ну конечно, всё сходится! Он с самого начала задумал провернуть свой коварный план, обманул, чтобы я не мешалась, а сам надумал избавиться от меня. Расправиться со мной не удалось – спасибо моему Меру, который сообразил, что со мной что-то не в порядке, - так тогда он без всяческих колебаний продал меня Теора. Продал всех нас.
Было мучительно больно это сознавать. Никогда не полагалась на него полностью, всегда была готова ко всякой подлости, но этого не ожидала даже от него. При всей его расчётливости, при всём его коварстве, на которое, как знала, он способен, я не могла поверить. Как можно было мне, дуре последней, довериться ему хоть в чём-то? Ладно, что он обманул меня, воспользовавшись моим к нему отношением. Но гораздо хуже было от того, что он предал мой народ. Ткнул меня мордой в правду: никогда он не хотел ничего сделать для нас, а всё, что говорил, это суесловие, пустое хвастовство. Ненавижу его, ненавижу до смерти!