Попятилась назад. Прижала мокрые похолодевшие руки к лицу, вцепилась себе в волосы с ором:
- Почему? Ну почему же так?
- Ларе, моя сильная Ларе, прошу тебя. Умоляю тебя!
Он протянул ко мне руки, а в глазах – неприкрытая мольба.
- Здесь только мы вдвоём. Сделай же это.
Я застонала от злости на себя саму, на свою слабость, на своё малодушие. Вот она, расплата. Как же я никчёмна, как же я ненавижу себя за это!
- Да почему же так! Ты же и так умираешь! Тебе всё равно скоро конец! Но почему я не могу? – я швырнула нож ему под ноги. – Не могу!
Он подошёл и заключил меня, стонущую, воющую, в объятия, целовал и что-то тихо говорил, что я не слышала. Гладил меня, и делал это так нежно, как будто лёгкий ветер ласкался. Не хотела ничего другого, лишь бы и дальше быть рядом с ним. Нету у меня против него ничего, нету – забирай же, всю уничтожай, какая я есть!
И глаза его, эти дьявольские, всё понимающие глаза. Как будто бы вся жизнь заключена в этом взгляде. Почему, когда он смотрит на меня так, я ничего не могу сделать? – ничего!
- Чего ты хочешь от меня? Не понимаю!
И никогда не понимала, что за сила влекла его ко мне, а меня удерживала подле него. Сколько раз пыталась перебороть её, стремилась порвать связующую нас нить, но всё без толку. Наоборот, я увязала ещё больше. И даже моё решение убить его оказалось лишь порождением этих уз и его желания. Все мои действия – это результат его железной, непоколебимой воли. У него всё было рассчитано, и он вёл меня, а я, словно с завязанными глазами, просто следовала по начертанному плану.
- Ты сам хотел, чтобы я прикончила тебя.
- Видит Бог, Ла-Рошель, я всё для этого сделал, - невесело рассмеялся Занлар. – Ты не приходила, но я ждал. Мою последнюю надежду, что всё может закончиться быстро.
- Чёрт возьми, сделал бы лучше что-нибудь для себя, а не искал смерти! Неужели ты никогда не пытался? Неужели ты, при всём твоём богатстве, не нашёл исцеления? Неужели ты с самого начала признал своё поражение?
«Если бы я мог, я бы отказал ему в праве умереть». Но я сама не сделала ли сейчас то же самое? Всё могло быть так просто и казалось уже решённым. И было бы таким правильным, теперь я в этом не сомневалась. Правильным для нас обоих. А я не смогла. Так чем же я лучше этого безумца Мартелла?
Он усадил меня на стул, и сам сел напротив, сжимая набалдашник трости. По её сверкающей на свету выложенной камнями дорожке мой взгляд поднялся до его руки. Я смотрела на неё, на эту руку, тонкую, проложенную синими прожилками вздувшихся вен под прозрачной кожей. Ни у кого больше я не видела таких рук. Пальцы унизаны кольцами, как он носил всегда.
- Из нас двоих, Ларе, ты одна будешь бороться до конца, в этом твоя суть. Ты лучшее, что у меня когда-либо было. И всё это, - он открыл злосчастную книгу в кожаном переплёте. Внутри лежало много скреплённых между собой бумаг. - Это для тебя.
С омерзением я воззрилась на ненавистные листы.
- Я бы уничтожила их. Ты предал меня, предал нас всех, а ещё смеешь говорить, что сделал это ради меня?
- Почему ты не веришь мне? Возможно, то, что ты тогда услышала – ещё не есть правда. Я всегда был честен перед тобой. А вот перед доном Вольтессаром Теора я честен быть не обязан.
- Я всё слышала. И своими глазами видела, как ты миловался с ними, - упрямо повторила я.
- Со врагами стоит быть особенно ласковым, - ответил Занлар и протянул мне один из листов. – Прочитай это.
Я взяла лист и узнала его почерк.
«Я, светлейший синьор и последний владыка земли Иревейской, будучи названным им по праву и на основании свободного и честного выбора донов всех семей, о чём письменное свидетельство в двух копиях прикладываю, имея всю широту полномочий, о чём письменное свидетельство в одной копии прикладываю, и тем самым пользуясь полнотой власти на своей земле, предоставленной мне Советом семей на неопределённый срок, изъявляю свою волю вывести иревейский народ, проживающий на Иревейской земле, из синьорского подчинения с тем, чтобы иревейский народ находился в полном праве без любого давления, чем бы оно ни было сопровождено, призванного повлиять на его свободное волеизъявление, приглашать в Иревею на владычество только угодных ему правителей и давать им позволение властвовать только в приделах, иревейским народом оговорённых, и только до тех пор, пока приглашённый правитель будет ему угоден».