- Не спеши, Морти, - это сам светлейший синьор неслышно поднялся следом за нами. – Иди. Дальше я сам покажу уважаемой эспаде, куда она попала. С моей стороны крайне нелюбезно бросать гостью одну.
Моа легко склонился и быстрым шагом направился к окну. Владыка зачем-то загородил его рукою, преграждая путь. Мимолётное движение. Но от меня не укрылось, с каким предупреждающим выражением оно было сделано. Странные штуки творятся здесь. Моа развернулся и, ни слова не говоря, спустился по лестнице, оставив нас одних.
- Пойдём, я покажу тебе свой дом, - обратился светлейший ко мне. – Раньше у меня не было гостей, и никто не мог оценить его по достоинству.
И он распахнул передо мной дверь. Оказалось, вела она на галерею, с которой открывался захватывающий дух вид на добрую часть Иревейской земли.
- Посмотри, как прекрасна моя земля отсюда, - он широким жестом обвёл округу. – Не думаю, что ты когда-либо видела её такой.
Я подошла и высунулась наружу. Горячий от солнца воздух обволок лицо. Я отмечала, господский дом высился на вершине холма, и с его верхнего этажа открывались обширные просторы. Я видела, как пологие склоны моей родины нисходили вдаль, расстилались до самой кромки тонущего в туманной дымке горизонта. Покрытые полями, рассечённые на ровные жёлтые, зелёные, коричневые, бурые и белые квадраты, эти склоны баюкали у своего основания нашу реку Глашатку. В её извилистое русло, как ветви к стволу, стекались серебрящиеся ниточки всех мелких речек и ручейков. Я видела сеть грунтовых годами наезженных дорог, вспоротых глубокими колеями от тележьих колёс, что вели от мелких сгрудившихся на окраинах полей крестьянских домишек к постоялым дворам, рыночным площадям, мельницам и зернохранилищам. На случай часто вспыхивающих пожаров, чтобы сдержать огонь, строения возводили далеко друг от друга. Вдалеке, почти на самой линии горизонта, просматривались смутные, погрязшие в вечернем расплавленном мареве очертания низеньких рощиц. К своему удивлению, отсюда я даже различала округлое белёсое песчаное пятно нашей арены для тавромахии. Её окаймляли длинные ряды простых деревянных скамей. Дважды в месяц во время представлений, что проводились на воскресные ярмарочные дни, на этих скамьях яблоку негде было упасть, так много желающих посмотреть собиралось. Нынче большая арена пустовала.
Я с удовольствием и глубоко глотнула горячего воздуха и ответила владыке, что ничего не могу сказать по поводу его земли, но вот моя однозначно прекрасна.
- Тебе, я вижу, сложно признать вещи, которые не кажутся для этого достаточно достойными, - заметил он. – Ты не считаешь меня законным хозяином Иревеи. Почему? Неужели ты полагаешь, что всё, что сейчас видишь перед собою, может существовать само по себе?
- Мне не по нраву манера, в которой ты напомнил, что это не так, - я говорила, конечно же, о введённых пошлинах.
Светлейший аккуратно взял меня под локоть и мягким, но не допускающим возражений тоном сказал:
- Моя эспада, как можно поднимать столь серьёзные темы на голодный желудок? Ужин уже подан. Сегодня я велел накрыть стол на веранде этажом ниже. Вид с неё открывается почти такой же. Хочешь, и окна в твоих комнатах будут выходить на ту же сторону, если тебе так привычнее и роднее.
- Мне будет привычнее и роднее, оставь ты меня в покое, - проворчала я, спускаясь с ним обратно по лестнице.
- Ты консервативна, как и весь твой народ. Ты не желаешь принимать новое, оно чуждо тебе. Но скоро ты привыкнешь.
Сиятельный синьор был убеждён, что я привыкну. Хотя лично я, узрев накрытый стол, отнюдь не была в этом так уверена. К пище я привыкла простой, без излишеств. Обычно это были каши, овощи, рыбная похлёбка или бульон, изредка мясо. Что-то одно. Но на господском столе красовалось всё разом. Блюд стояло столько, сколько я за всю свою жизнь не едала. Половина из них была мне знакома, а вот вторая вызывала подозрения: перемолотые в однородную массу ягоды и орехи, маленькие зажаренные тушки птиц, мясные и овощные рулеты, огромные ракушки из реки. Особенно меня впечатлившая гигантская запечённая целиком рыбина, разевавшая зубастый рот на подносе.
- Я не сяду за такой стол, - заявила я, скорее по недоверчивости, чем по отсутствию голода.
Сколько же человек будут это есть? Оказалось, только мы вдвоём. Синьор посмеялся над моей пищевой осторожностью и уверил, что употребляет те же продукты, что и все иревейцы.