- Моя гостья хочет раскрыть все народные чаяния прямо сейчас? Не стоит, - и он слегка, вкрадчиво прикоснулся к моей руке, желая остудить мой пыл, и от этого прикосновения у меня ни с того, ни с сего мурашки пробежали по телу. – Иначе я рискую лишиться удовольствия и впредь слушать твои соображения по этому поводу. Будем последовательны, нам некуда спешить.
По мне, так я бы, напротив, предпочла побыстрее. Закрадывалась мысль, что наш сиятельный господин пребывает в святой уверенности, будто бы в его золотой клетке время течёт куда размереннее, чем во всём остальном мире.
Но он настоял на своём:
- Не стремись так скоро отнять у меня своё общество. Оно мне крайне приятно. Я рад, что ты приняла моё приглашение, и что у меня появилась возможность показать тебе мой дом. И, хотя раньше у меня никогда не было гостей, я приложу все силы, чтобы ты не испытывала ни малейшего неудобства и не боялась меня, как твои земляки.
- Боялась? – хмыкнула я. – Ты плохо знаешь меня владыка, если считаешь, что я боюсь тебя.
- О нет, Ла-Рошель, я знаю тебя куда лучше, чем ты думаешь, - возразил он и, обойдя вкруг стола, стал передо мною. Его бесцветные стеклянные глаза не отрывались от меня. – Едва ты переступила порог моего дома, едва я услышал твой голос, я уже знал о тебе всё.
Приукрашивает! Не верю, что можно знать обо мне всё, не имея ни малейшего представления, кто я такая, зачем пришла, и как, хотя бы, выгляжу. Я приняла вызов, ответив ему пристальным взглядом. До чего же удивительные глаза, прозрачные, как самоцветы. Бесовщина!
- И что же ты обо мне узнал, владыка?
- Что ты горда, упряма, честна и смела, раз ты пришла ко мне без спросу. Что ты ничего на свете не испугаешься. И что поэтому у тебя много врагов.
- Ничего подобного! – отмела я его последнюю догадку. Вот это уж глупости – много врагов! Я – первая эспада, и к моему ремеслу испокон веков люди относились в высшей степени уважительно, куда уважительнее, чем к любому синьору. Меня знали во всех уголках необъятной иревейской земли, на мои выступления народу неизменно приходило навалом. Даже более того, к моему слову прислушивались. Да, когда только начинала, у меня было много недоброжелателей среди других эспад, из тех, кто считал, что неженское это дело, с быками танцевать. Но я обошла их всех в мастерстве, а потом и в известности, и о них забыли. Враги! Никто ни разу не высказывался против меня в лицо. А кто за глаза напраслину возводил, я таких и за врагов-то всерьёз не считала.
- Ты так много знаешь, светлейший, - промолвила я снисходительно, - что я просто диву даюсь, как ты ничего не смыслишь в управлении нашей землей.
- С чего ты решила, что я не смыслю? – невозмутимо спросил он.
- Значит, ты отменишь пошлины?
Он вздохнул, словно успел глубоко устать от меня и моих вопросов.
- Я уже предупреждал тебя. Но ты продолжаешь говорить со мной в таком непозволительном тоне. Оценишь ли ты моё терпение и снисходительность?
- Мне ни к чему твоя снисходительность.
Владыка ничего не ответил. Он вернулся на место и сел обратно в кресло, на высокой прямой спинке которого восседал деревянный ворон, приложил тонкую, выпростанную из рукава руку к виску, в отрешении и задумчивости разглядывая меня. На его безмятежном лице не отразилось ни злобы, ни раздражения. Крупные перстни на пальцах ярко поблёскивали в последних лучах.
- И крутой же нрав у моей первой эспады. Ты неразумна. И вот тебе мой совет: не забывай, с гиеной дело имеешь. Животное подленькое, - тут он размашистым движеньем обвёл всю округу. – Но что же ты больше ничего не ешь? Пришлась ли по вкусу тебе моя пища?
- Да, пришлась. Но больше мне не желается.
- В таком случае, не смею тебя долее задерживать. Я обещал не нарушать твоего распорядка. Зуларет покажет тебе твои комнаты.
На этих словах на веранде появилась высокая тонкая фигура в золотых одеждах. Владыка обратился к ней:
- Всё ли готово для нашей гостьи?
Она скупо кивнула.
Я повернулась к синьору.
- Чего это ты мне уготовил? Не надо мне ничего уготавливать!
Он улыбнулся.
- Не тревожься, Ла-Рошель. Мой дом – твой дом. Пусть тебе здесь будет комфортно.
Он подошёл ко мне, взял мою руку и слегка приложил к губам, а его глаза не отрывались от меня. Отчего-то мне стало беспокойно, не по себе, словно он нарушил некую невидимую защитную преграду, которая стояла между нами. И глаза его… чего он хочет от меня?