Выбрать главу

- Кой-чего есть.

Моа ждал меня на отдалении. Какого только мусору не успело насобираться в его волочащийся хвостом по земле пёстрый шлейф. А его шляпа отбрасывала такую большую круглую тень, что создавалось впечатление, будто у него на голове вырос гигантский гриб.

- Нынче ты будешь притчей во языцех во всех тавернах. Вон, скотники мои как рты раззявили на твой вид, - сказала я ему.

- Кстати о виде. Твои платья готовы. Они в твоём гардеробе.

- В моём гардеробе? – переспросила я. – Это где?

Моа в удивлении обернулся.

- В твоих комнатах. Там есть гардеробная, ванная комната, ты не знала?

- Нет, - буркнула я. – У меня дорога прямая. От двери до кровати вечером и обратно по утру. Одна морока, как бы не задеть чего, да не разбить. Чувствую себя коровой в посудной лавке.

Он долго смотрел на меня, потом расхохотался и упал всем весом рук мне на плечи, прильнул ко мне тесно, так что я тоже оказалась под грибом его шляпы.

- Ты смешная, Ла-Рошель. Куда же ты всё это время смотрела? Во всех гостевых покоях есть свои ванная и гардероб.

- А где живёте вы, все его слуги? Неужто, с ним же?

Только сейчас поняла, что ни разу не видела никого из них на третьем этаже. Значит, получается, все остальные комнаты, кроме моей, пустовали. Сам синьор, как я знала, обретался этажом ниже.

Лицо Моа тут же стало серьёзным.

- Нет… да, в некотором роде, - уклончиво ответил он. Потом не выдержал и, набравшись духу, добавил. - Нас многое связывает. И узы эти гораздо сильнее, чем ты можешь себе представить.

- И что же это такое?

Он заколебался с ответом.

- Это то, что ты назвала бы колдовством. Больше я тебе ничего не скажу.

Его неясный ответ подтвердил мои догадки. Оказывается, о нашем синьоре слухи ходили препакостные. Только раньше они меня не интересовали, а теперь я к ним прислушалась. И во многом потому, что они подчистую разгромили глупые бредни Шеры, а значит, успокоили меня. Выяснилось, что одна моя знакомая, баба Милка, чей сад славился самыми вкусными персиками, одно время возила фрукты к синьорскому столу. Прознав о моём с ним знакомстве, она мне чего только не порассказывала. Говорила, что владыка наш, большой оригинал, мужчин привечал уж больно, а женщин, наоборот, не жаловал. Говорила, сама видала однажды, как он любови крутил с одним прямо у неё на глазах. «Да, грех это, скажу тебе, большой, - говорила она. – Содомия процветает у него, боже упаси! Глаза мои б это не видели!»

Известие меня несказанно обрадовало. Наконец можно выкинуть из головы бестолковое Шерино предположение, про любовницу которое. Раз я ему совсем не интересна, то и подвоха ждать неоткуда. И, значит, ему всё-таки нужна моя помощь в правлении на благо иревейского народа. Теперь я чувствовала себя куда покойнее.

И козе понятно, что синьорским любимчиком был шут-Моа. Помнила, какой тон он один себе позволял с ним держать. Вот и теперь он скрытничает и не признаётся, где на самом деле проводит ночи. Я с лёгкостью выведу его на чистую воду.

- Да ты не юли. Оно всем уже известно, - буднично обронила я.

Он с непониманием и будто бы даже со страхом в глазах обернулся.

- О чём ты?

- Это срамные вещи. Во времена моего деда за такое ещё вешали. Ну да, разумею, в ваших кругах мода и мораль своя.

- Что? Вешали? Что за дикие ужасы!

Он забеспокоился – вот отлично! Я намеренно потянула ещё время.

- Известно, что. Мужеложцы вы с Занларом, вот что!

Морти аж поперхнулся, зашёлся страшным кашлем и красный весь стал как солнце на закате.

- Мужеложцы! – и он опять согнулся в новом приступе кашля. – Что ты такое говоришь, откуда только берутся в твоей голове такие мысли?! Чтобы я и Занлар… мы – нет-нет!

И он отчаянно, слишком уж наигранно затряс головой и замахал руками. Вот горазд балаган разводить!

- Чего теперь отнекиваться? – с триумфом нажала я на него. – Вы думали, оно о вас неизвестно, да только знают все.

- Все? Кто это – все?

- Люди, Морти. А чего ты так обеспокоился? Ты один порок и бесстыдство, что тебе до людской молвы.

- Я? Порок? Бесстыдство? – повторял Моа, и с каждым словом его и без того навыкате глаза вылезали ещё больше. Мне даже подумалось, ещё немного, и они совсем вывалятся.