- Никак сам сегодня на базарну площадь пожаловал? Сказывали, такой господин приходил важный!
- Какой сам! Важный-то важный, да это не тот! Слуга ему какой-нибудь. Он и сговорил-то тогда на площади, что не «я повелеваю», а «господин ваш, светлейший синьор иревейской земли вашей повелевает»… нет, не повелевает, а как это он сказал?
- Да разве упомнишь! Его речь вся мудрёными словами полна была.
- Постановляет, кажется, было.
- Да, постановляет! Что вот «синьор ваш сам это и постановляет», так было сказано.
Какая-то незнакомая мне женщина подняла молодое напуганное лицо к свету и робко обронила, что, может быть, вовсе не синьорское то повеление было.
- Не его! Его! Зуб даю! Сама господскую печатку на бумаге сегодня видала. Кому же у нас ещё такие приказания тут отдавать?
- Да зачем же это ему? У него денег – куры не клюют. Никогда ему ничего от нас не надо было, а тут вот вдруг…
- А почем кто разберёт, что там у них в голове творится! Вот не было дела до нас, и жили-не тужили, а теперь есть. Продыху всякого лишают. Сберёшься на базар-ярмарку сходить, товарцу продать-прикупить, а то и просто себя показать, с кумовьями перетереться, а тебе тут - плати деньгу! В цирк удумаешь – плати деньгу! А тавромахия наша-то! И её обложили, нехристи!
Снова поднялись гомон и роптание. Мужики молча насупились в сторонке. Бабы причитали, выражали недовольство, ругали сюзеренство. Я тогда уже услышала достаточно, и в миг приняла решение, одно которое сочла правильным. Я выступила ближе к свету и постаралась привлечь всеобщее внимание.
- Что переливаете из пустого в порожнее, ходите вокруг да около! Что толку вести пустые разговоры? Я это, Сельга, Ла-Рошель, - добавила я, заметив, что старуха щурится и с недовольством глядит из-за плотно сгрудившихся бабьих плеч.
- А, Роша, ты! Не признала. Попутала, против свету стоишь. Думала, Марфа Городец, стерва старая, пожаловала к нам.
Все знали, старуха Сельга с Марфой Городец из соседнего двора на ножах были уж лет тридцать.
- Я вот что сказать хочу, - говорю я. – Чем попусту воздух сотрясать, надо сходить к этому нашему синьору, стребовать объяснений и отмены его решения. Пусть сам всё и объяснит. И чтоб не думал, что мы будем мириться.
Мои слова поначалу вызвали до странности натянутое молчание. Все уставились на меня, не издавая ни звука. Потом подали голос и нерешительно, почти что шепотом, стали отговаривать, даже старая бунтарщица Сельга.
- Зачем же так сразу-то идти? Мы ж ничего и не порешили пока. Давайте поначалу обдумаем, чего сказать-то.
- Может, не стоит к нему самому? Нам бы к кому-нибудь из ихних, господских, обратиться. Вот даже к тому, что нынче являлся. Он и передал бы наши слова.
- Да и как сказать-то? Не заговорим мы с ними на ихнем языке.
Что за робость! Делов-то, собраться всем миром, да вот прямо завтра, чтобы не тянуть кота за хвост. Если никто не желает, я тогда одна пойду, за словом в карман не полезу ни перед светлейшим синьором, ни перед самим чёртом лысым.
На меня зашикали. Стоявшая рядом тоненькая циркачка Джолина обратила ко мне круглые глаза, в которых странным образом отразился затаённый трепет всех присутствующих.
- Ла-Рошель, ты что же, забыла, что говорят о нём? Говорят, он колдун, маг чёрный, - на последних словах она, выпучив глазищи, совсем перешла на вкрадчивый шепот, который, однако, был отлично всем слышен в воцарившейся тишине.
Мужики разом развели руками, мол, что с них взять, бабы, им бы только сплетни перетирать, да то, о чём и поминать-то не следует, толку в них – одно беспокойство! Однако бабы тут же подхватили тихими голосами:
- Правда это. Чертовщиной занимается, бесовские игрища в своих чертогах устраивает.
- А воронья-то развёл сколько! Летают, чёрные, страх наводят!
- Вы уж потише, пожалуйста, бабоньки. Мало ли чего, ещё услышат нас…
- А затворник какой, не кажет носу лишнего разу из своих хором.
- А я как-то видела его, - вспомнил кто-то. – Вот прямо тут, за околицей. Страшный старик такой, чёрная борода всклокочена, а глаза горят страшные, ужас один! Вестимо, колдун. Думала, порчу на меня наведёт.
- Нет-нет! Какой же он старик? На самом деле он карлик, мы с мужем как-то видели его на реке, рано поутру. Пошли рыбу удить, а он там травянку собирает. А как увидит нас- так раз! – и нету его! Магия! Исчез.