Он кивнул, глядя мимо меня в пустоту.
- Вызывает уважение. - И после паузы. – Так чего же ты хочешь от меня, Ла-Рошель, эспада иревейская?
- Я же сказала. Давеча твой указ ввёл глупую и безобразную пошлину. Она нам противна. Я пришла сказать, мы не будем мириться с твоими порядками.
Мне показалось, выразилась я предельно ясно. Но взор светлейшего опять устремился блуждать в неведомых далях. Он даже не смотрел в мою сторону и почти не шевелился. Лишь изредка прикладывал расслабленною рукою трубку к губам и выдыхал мне в лицо сладковатый вонючий дым. Наконец, он очнулся и вспомнил обо мне с видимым усилием и принуждением, будто я была лишь надоедливой мухой, что жужжит над ухом и ползает, где попало.
- Так зачем ты пришла на самом деле, Ла-Рошель?
Он что, издевается? Или и впрямь полный дурак? Или только притворяется, чтобы пуще взбесить меня? Сомнение кольнуло меня: что если он понял, что я готова с радостью послать его куда подальше? Но вроде бы я ничего такого ещё не говорила, хотя сейчас и отличный повод указать ему его место.
Я набрала в грудь побольше воздуха и на краткий миг задержала дыхание. Призвала все высшие силы, в которые верила и не верила, одарить меня ангельским терпением, которого я, кстати сказать, везде, кроме как на арене, была лишена начисто. Ради выполнения миссии, что взяла на себя, я должна приобрести хотя бы малую его толику, хотя бы на краткое время – чтобы повторить:
- Да сколько же твердить можно? Какого, позвольте спросить, черта, тебе взбрело в голову взимать с нас эту нелепую пошлину за народные гулянья? Люди не одобряют твоего решенья. Никто не будет платить по твоей прихоти. Я пришла одна от имени всего народа требовать с тебя ответа и отмены твоего веления. Ты, владыка, здесь не уродился, никогда ранее не жил, и ты не знаешь, как у нас тут всё заведено. Так что, будь добр, не лезь к нам со своими законами. Мы с наших увеселений дань не собираем. Конечно, чаю, это вовсе не ты удумал такую нелепицу, а, скажем, вот этот господин, что стоит рядом, - и я презрительно кивнула на янтароглазого. – А ты тут вообще не при чем.
В этот раз мои слова задели светлейшего. Он наконец-то смотрел прямо на меня, но я нисколько не смутилась. Наоборот, видела, он хотя бы слушает внимательно. А это давало надежду, что повторять в очередной раз не придется. Но в пустых глазах его загорелось нечто недоброе, и тогда я, за многие годы на арене ставшая очень наблюдательной, подумала, что этот человек может быть крайне опасным.
- Здесь такие приказы могу отдавать только я, - тем не менее совершенно ровно ответил он. – И твоё мнение по поводу того, что и как я решаю, меня совсем не должно интересовать.
И он отвернулся, как будто решил, что и так уделил моей, по его мнению, незаслуживающей этого персоне слишком много внимания, и уже того, что он соизволил снизойти до разговора со мной более чем достаточно для моего удовлетворения.
Жар от бросившийся в лицо крови опалил щеки. Я вскипела от гнева. Осознание, что зазря теряю кучу времени обрушилось на меня со всей тяжестью, и я отрывисто произнесла:
- Что ж, я сказала всё, что хотела. И самое мудрое, что ты можешь сделать, синьор, это запомнить хорошенько мои слова. А больше мне здесь и делать нечего, - я круто развернулась и широким шагом пронеслась обратно к двери, взбешенная и взбудораженная. Услышала за спиной его окрик к прихвостням – мужчине и женщине – оставить меня в покое и не удерживать. Тогда я встала на пороге, чтобы окончательно поставить жирную точку в нашем бестолковом разговоре. – Вижу, я только зря потеряла тут своё время.
Но не успела я выйти, как услышала себе вслед:
- Ответь мне напоследок на один вопрос, эспада Ла-Рошель. Почему мнение выражает весь народ, а пришла лишь ты одна?
Что мне было сказать ему, этому вальяжному господину? Что все остальные испугались его черной магии и бесовщины? Я тихо выругалась и, сжав зубы, молча вышла из зала.
Глава 3
Всё утро - время, что я день ото дня неукоснительно уделяла свои тренировкам, было бездарно потрачено, и чего ради? Чтобы своими глазами убедиться, что иревейский владыка похож не столько на колдуна, сколько на не разумеющего чаяний своего народа дурачка? Да, поди, вся их господская порода такая. Они – другой, чуждый мир, где не желают и не пытаются сделать хоть что-то взаправду стоящее. Где только и знают, что бесцельно прожигать жизнь и огромные богатства.