Бдительный страж порядка давно уже начал присматриваться к этому парню с огромной спортивной сумкой. Вот уже несколько часов он сидит с озабоченным видом и внимательно оглядывает всех входящих. Примерно раз в полчаса вдруг вскакивает, бросается к телефону-авто-мату, набирает многозначный номер и начинает возбужденно кричать в трубку на непонятном языке. Затем возвращается на место и продолжает выискивать кого-то в толпе.
Еще более странным был его поход в сторону кафетерия. Быстро подойдя к стойке, он долго разглядывал витрину с закусками, но покупать ничего не стал. Вместо этого столь же стремительно вернулся на свой «пост».
На исходе третьего часа наблюдения полицейский решил, что настала пора действовать. Увидев приближающегося человека в форме, я (вы, конечно, уже поняли, что именно я был тем самым странным молодым человеком) с ужасом подумал: «Ну вот, не хватает еще попасть в полицию! Но после первых же слов первого человека, заговорившего со мной в Италии, огромный камень свалился с моих плеч.
— Вы — Алейников? — спросил полицейский, которого мне почему-то захотелось обнять, как лучшего друга.
Господи, какое счастье оказаться в футбольной стране!
Сегодня историю своего приезда в Италию я не могу вспоминать иначе как со смехом, хотя в то время мне было совсем не весело.
22-летнему парню, не умевшему двух слов связать ни на одном иностранном языке, предстояло самостоятельно отправиться в новую, неизвестную жизнь, которую до тех пор видел только в кино да в окне автобуса во время поездок на международные матчи. Но в автобусе я был не один, рядом товарищи по команде, тренеры и администратор, у которого в кармане наши обратные билеты в Москву. Теперь же я — впервые в жизни — путешествовал самостоятельно, и авиабилет мой по маршруту Москва — Рим был куплен в один конец.
Перед отъездом я сто раз спросил у нашего спартаковского администратора, сообщил ли он в Италию дату и время моего прилета. И сто раз получил утвердительный ответ. Но вот беда: как раз в те самые дни «Спартак» тоже собирался за границу, а любая зарубежная поездка в 91-м — целое событие. Выезжала не только команда, выезжали почти все работники клуба — такой случай упустить было нельзя. В разгар всех этих приятных хлопот руководству, разумеется, было не до меня. И администратор, на бегу отвечая на мой вопрос о факсе или звонке в Италию, тут же выбрасывал все из головы.
Я же об этом понятия не имел и, занимая место в самолете «Аэрофлота», был полон самых радужных надежд. На протяжении трех часов полета мне рисовались картины пышной встречи в Риме. Руководители клуба, журналисты, телевизионщики, десятки микрофонов, софиты, фотовспышки — разве не так должно все происходить в стране, поклоняющейся футболу, в стране, обладающей сильнейшей лигой в мире, в стране, где играют Марадона и Карека, Гуллит и Ван Бастен? И где теперь буду играть я.
Как вы уже знаете, в действительности все оказалось иначе. Поначалу я пытался утешить себя: мол, они просто ошиблись, перепутали время, вот сейчас двери откроются, они ворвутся всей толпой и набросятся на меня с бесконечными вопросами. А к вопросам, надо заметить, я был уже готов, ибо еще в самолете придумывал всевозможные ловкие и остроумные ответы, которые, по моим соображениям, должны были привести в восторг сперва журналистов, а затем болельщиков.
Но время шло, никто так и не появлялся, и меня постепенно начало охватывать отчаяние. Периодические звонки в Москву ни к чему не привели: «Спартак» всем составом уехал, а тот, кто остался в клубе, вообще никак не мог взять в толк, кто я такой и что мне от него надо.
Потом я проголодался. Деньги у меня вообще-то были — доллары. Видимо, их нужно было где-то обменять на лиры, но такую сложную комбинацию я в своем тогдашнем состоянии провернуть не мог. Пошел сразу к бару. Сперва обрадовался, увидев гору всевозможных сандвичей и салатов. Потом взглянул на бармена и… пыл мой поутих. Как я буду с ним объясняться? Тыкать пальцем в бутерброд через стекло? Неудобно как-то… Растерявшись, я вернулся на ставшее за три часа родным кресло. Есть захотелось еще больше. И тут с замиранием сердца я увидел, как ко мне приближается полицейский…
Не знаю, почему он принял меня за Алейникова. Может, и вправду у нас с Сергеем есть что-то общее, а может, все мы, советские футболисты, в глазах иностранцев на одно лицо. Так или иначе, я был счастлив. Счастлив тем, что во мне увидели футболиста, а не террориста; счастлив тем, что могу наконец с кем-то поговорить… ну, если и не поговорить, так хотя бы помычать с использованием нескольких знакомых мне слов. «Ноу, ноу, Шалимов, Фоджа, футбол», — затараторил я и, судя по всему, сумел донести до собеседника свою мысль. Он начал куда-то звонить по телефону, и вскоре моя проблема была решена.
Оказалось, президент моего нового клуба Паскуале Казилло в тот день был в Риме и как раз должен был улетать в Фоджу. Меня на такси привезли в его римский офис, где я еще часа два должен был ждать, пока он освободится. Первое, что он сказал мне при встрече, — это то, что никто в клубе понятия не имел о моем приезде, поскольку из Москвы ничего не сообщили. Но об этом я к тому моменту и сам успел догадаться. У меня уже не было ни сил, ни желания переживать по этому поводу. Единственное, чего мне хотелось, причем хотелось ужасно, — это есть. К счастью, эту проблему вскоре тоже удалось решить. И вот, наконец, мы сели в маленький частный самолет президента и отправились в Фоджу. Так закончилось мое весьма продолжительное путешествие к месту назначения. Месту, которому предстояло стать моим новым домом.
Возможно, история моего приезда в Италию и приключения одинокого россиянина в римском аэропорту покажутся вам менее удивительными, если вы узнаете о том, как я готовил собственный отъезд из Москвы. Этим сложным делом я занимался самостоятельно, без чьей-либо помощи, и мог рассчитывать только на себя и свою удачу.
В один прекрасный (действительно прекрасный для любого футболиста) день Николай Петрович Старостин, некогда легендарный игрок, стоявший у истоков «Спартака», а в мое время — безгранично уважаемый всеми президент клуба, сказал, что мною интересуется одна итальянская команда и предложил встретиться с ее представителями. И вот я (один, совсем один!) отправился в гостиницу «Международная», где находился офис президента «Фоджи». Синьор Казилло имел деловые интересы в нашей стране и потому обосновался в Центре международной торговли на Краснопресненской набережной. В его офисе мне пришлось потом побывать раз двадцать, вести переговоры с вице-президентом и другими членами руководства клуба.
Как я теперь понимаю, это было лишь одно название — «переговоры». С одной стороны — группа серьезных итальянских бизнесменов, с другой — молодой, ничего толком не понимающий футболист. Общаться нам помогал переводчик, приглашенный «Фоджей». Он доносил до меня содержание множества разложенных передо мной документов, составленных, понятное дело, на итальянском языке, переводил мне предложения и обещания моих будущих хозяев. И, опираясь лишь на его слова, я подписывал документы, и которых шла речь о четырех годах моей жизни — возможно, лучших годах футбольной карьеры.
На эти четыре года я был отдан «Фодже». По идее, во время переговоров мы достигли соглашения (о чем я опять-таки мог судить лишь по словам переводчика) по формуле «два плюс два», то есть по прошествии двух лет я мог по своему усмотрению либо продлить контракт, либо уйти в другой клуб. Впоследствии, однако, выяснилось, что в силу какой-то неведомой мне хитрости, заложенной в контракте, «Фоджа» получала право распоряжаться мной на протяжении всех четырех лет. Об этом я узнал позже, когда исправить уже ничего было нельзя, но, к счастью, существенной роли это не сыграло, поскольку уже через год мною заинтересовался «Интер», и я отправился в Милан до истечения двухлетнего срока, тем самым избежав неминуемого конфликта. В общем, можно сказать, легко отделался. А ведь страшно представить, в какую авантюру я мог быть втянутым, когда спокойно и доверчиво ставил в офисе «Международной» подпись под контрактом, о котором имел лишь смутное понятие, полученное со слов переводчика. Причем переводчика, представлявшего в переговорах интересы противоположной стороны!